Звёздный наследник

Во всяком случае это поле способно фиксировать пространственные изменения, это его свойство мы испытали, так сказать, на собственной шкуре. И еще мы поняли то, что оно не дает смещаться в пространстве нашей “дыре”. Планета с биоплазмой, как и любая другая, неслась по орбите вокруг светила и вращалась вокруг своей оси. Представляешь, какую сложную траекторию в космическом пространстве описывал регион с протоплазменным морем? Так вот, “дыра” в течение суток находилась точно в том же положении относительно моря, что и в момент ее образования.

По-существу, получалось, что терракотовый организм притянул к себе конец нашего пространственного “коридора” и никому не собирался его отдавать. И не позволял его закрыть.

Обескураженные, мы нырнули в гиперпространство и завалились спать. А на следующий день за завтраком Рочерс как ни в чем не бывало быстро заговорил о проведении следующих запланированных экспериментов. Я уставился на него, забыв проглотить расжеванный кусок бекона:

– Подожди, Дэн… Я что-то не понял. Разве мы не будем заниматься незакрытой “дырой”?

Теперь он уставился на меня. С неподдельным изумлением. И глаза его горели лихорадочным огнем фаната: как всегда каждый день перед началом работы.

– А зачем? Нам надо спешить. Вперед, Джеймс, и только вперед!

Я вскипел:

– Да ты что, Дэн! Ты разве не понял, на что мы наткнулись?! Ты разве ничего не почувствовал?

Он сморгнул, и я понял, что он сейчас соврет:

– Нет. Не почувствовал.

– Эта протоплазма – агрессивная сволочь, Дэн! И я кожей чувствую: она способна на многое. Я даже думать не хочу – на что. Достаточно уже того, что она не дала нам свернуть “коридор”. На нее можно было бы не обращать внимания, если бы она не запустила свои поганые лапы в сектор Галактики, который вскоре будет активно осваиваться. Благодаря нам она теперь имеет ход в регион, который через пару лет будет пронизан сотнями караванных путей пассажирских “тихоходов” и транспортных кораблей! Разведчики Дальнего Космоса перед “длинным стартом” выныривают из гиперпространства именно в том квадрате! А ты знаешь, как они любопытны. Они не оставят “окно” без внимания, если наткнутся на него. И вляпаются в эту дрянь, которая может создавать суперполя и лезет во все дыры!

– Замолчи, Джеймс, – прервал меня Рочерс ледяным тоном. – Ты – фантаст. Тебя испугала какая-то жалкая лужа бессознательной протоплазмы, всего лишь начальной, примитивной формы инопланетной жизни. Я не почувствовал, что она разумна. Я не почувствовал, что она агрессивна и что у нее есть некая осознанная сверхзадача. Ее мощная энергия – защита. И то, что поле нашего генератора интерферировало с ее полем и зафиксировало “дыру” открытой – меня нисколько не пугает. Пускай разведчики откроют новый мир, они ради этого и летают черт-те куда. А здесь получат находку поднесенной на блюдечке. И ничего ужасного ни с кем не случится. Твои страхи – глупости. Ты просто устал.

Твой отец был прав. Я действительно устал. Потому что у меня вдруг потемнело в глазах от бешенства. Рочерс никогда так холодно, безаппеляционно и презрительно со мной не разговаривал. Я изо всех сил вдарил кулаком по столу и закричал:

– Я не устал, Рочерс! А ты – болван!

Этого нельзя было говорить. Нельзя было оскорблять твоего отца, потому что он устал тоже. Давно. И намного больше меня.

Я понял это сразу, испуганно слушая, как он выкрикивает какие-то страшные и унизительные слова, и глядя, как слюна брызжет у него изо рта, и как сжимаются и расжимаются его все еще крепкие кулаки.

Он дал мне достаточно времени, чтобы прийти в себя. Достаточно, ибо его страстный монолог длился несколько долгих минут, а я в это время отстранился ото всего и понял…”

Дядя Уокер потянулся за новой сигарой, и руки его при этом дрожали пуще прежнего. Он взял сигару и заговорил снова, так и не прикурив.

“Ты знаешь, что я понял, Дэн? Что мы оба – очень старые и очень больные люди – стали немного сумасшедшими. И он, и я. И все для нас кончится рано или поздно очень плохо, если мы не прекратим работу под названием “Сотрудничество Рочерса и Уокера”.

Наше время вышло. Нам не повезло: мы не завершили работы, но не могли уже идти дальше вместе. И знаком именно такого положения дел было непримиримое противостояние наших мнений относительно терракотовой биомассы.

Ведь если бы мы были в силе, и наши отношения не выбрали самое себя до дна, разве не смогли бы два друга и соратника прийти к разумному консенсусу? Смогли бы. И очень легко. Но я слушал себя в те роковые минуты и удивлялся. Я не мог уступить Рочерсу, потому что был уверен: мы совершили преступление, не закрыв “дыру”.

В этом противоречие и тайна. Я видел, что можно найти решение без ссоры и разрыва с Рочерсом и также осознавал, что я – полусумасшедший я! – не могу этого сделать.

Тем более не мог этого сделать Рочерс. Ему “надо было спешить”.