Итак, моя цель и тяга к свободе, которую за многие годы под своей крышей Матиас взлелеял во мне, могли быть реализованы только принятием меня в Службу Новостей. И несмотря на мой отличный учебный реестр, как бы хорош он ни был, это была еще весьма отдаленная, труднодостижимая цель. Я не должен был пропустить ничего, что могло бы этому помочь. И неожиданно мне пришло в голову, что, отказываясь увидеть Марка Торри, я отбрасываю тем самым возможный шанс на такую помощь.
— Ты права, — сказал я Лизе. — Я пойду и увижусь с ним. Конечно же. Я увижусь с ним. Куда я должен идти?
— Я проведу тебя, — ответила она. — Позволь мне сперва позвонить. Она отступила от меня на несколько шагов и тихо что-то проговорила в крошечный телефон, размещенный в кольце у нее на пальце. Затем она вернулась ко мне и повела меня.
— А как остальные? — спросил я, неожиданно вспомнив, что остальные члены нашей группы остались в Индекс-зале.
— Я попросила, чтобы их принял кто-нибудь другой для окончания экскурсии, — ответила Лиза, не смотря на меня. — Сюда.
Она провела меня через зал в небольшой световой лабиринт. На мгновение это меня удивило, но затем я вспомнил, что Марк Торри, как и все те, кто постоянно находится на глазах у общественности, нуждался в защите от возможных опасных сумасшедших и чокнутых. Из лабиринта мы вышли в небольшую комнату и остановились.
Комната пришла в движение — но в каком направлении, определить я не мог, — затем остановилась.
— Сюда, — снова сказала Лиза, подведя меня к одной из стен. От ее прикосновения секция стены открылась и пропустила нас в комнату, похожую на учебный кабинет, но снабженную контрольным пультом, за которым сидел пожилой человек. Это был Марк Торри, именно таким я не раз и видел его в новостях.
Он был не настолько стар с виду, как можно было представить — ведь ему уже было за восемьдесят в то время, — но лицо его было серым и больным. На его мослах одежда болталась, как тряпки, словно раньше он весил значительно больше, чем сейчас. Его две по-настоящему огромные руки лежали свободно на маленьком плоском пространстве перед контрольными переключателями. Серые суставы были скрючены и увеличены тем, что, как я позже узнал, было старческой болезнью суставов, называвшейся артритом.
Он не поднялся со своего места, когда мы вошли, но голос его оказался на удивление звонок и молод, когда он заговорил с нами, а глаза его горели, глядя на меня с чем-то вроде плохо скрываемой радости. И все же он заставил нас сесть и подождать, пока спустя несколько минут не открылась другая дверь в комнату, и через нее не прошел человек средних лет с одного из миров Экзотики — урожденный экзотиканец. На его гладком, без морщин лице под коротко стриженными светлыми волосами своей жизнью существовали проницательные карие глаза. Одет он был в голубые одеяния, такие же, как были на Лизе.
— Мистер Олин, — сказал Марк Торри, — это Падма, Связующий с Мары в Анклаве Сент-Луиса. Он уже знает, кто вы.
— Как поживаете? — поздоровался я с Падмой. Он улыбнулся.
— Большая честь встретиться с вами, Тэм Олин, — произнес он и присел. Его светлые карие глаза, казалось, вовсе не смотрели на меня — и все же, несмотря на это, беспокоили меня. В нем не было ничего странного — ив этом было дело. Его взгляд, голос, даже то, как он сидел — все, казалось, говорило о том, что он уже хорошо меня знал. Возможно, даже лучше, чем я того бы хотел. Тем более, что я — то, не знал его совершенно.
Несмотря на то, что я годы провел в спорах против всего того, за что стоял мой дядя, в это мгновение я почувствовал ту горечь Матиаса, которую тот испытывал в отношении людей молодых миров. Я чувствовал, как она поднимает голову внутри меня и рычит на очевидное превосходство Падмы, Связующего с Мары в Анклаве Сент-Луиса, здесь, на Земле. Я оторвал свой взгляд от него и посмотрел в более человечные, рожденные на Земле, глаза Марка Торри.
— Ну, теперь, когда здесь Падма, — заговорил старик, в ожидании подавшись ко мне над переключателями его контрольного пульта, — расскажи, на что это было похоже? Расскажи нам, что ты слышал!
Я покачал головой, потому что не мог найти слов, чтобы описать, как все было в действительности. Миллиарды голосов, говорящие одновременно, и в то же время явственно различимые — это было невозможно.
— Я слышал голоса, — заговорил я. — Все они говорили одновременно — но отдельно.
— Много голосов? — спросил Падма.
Мне снова пришлось взглянуть на него.
— Все голоса, которые там только были, — услышал я свой ответ. Затем я попытался как-то описать это. Падма кивнул головой. Но по мере того, как я говорил, я снова посмотрел на Торри и увидел, как он откинулся на спинку своего кресла, словно в замешательстве или разочаровании.
— Только… голоса? — как бы сам себя спросил старик, когда я закончил.
— Но почему? — спросил я, почувствовав неожиданный укол ярости. — А что я должен был услышать? Что обычно слышат люди?