Звездный скиталец

Он поднял лицо к звездам, дирижерским жестом вскинул вверх руки, взмахнул ими, и над морем, над ночным пустынным плато зазвучала плавная, медленная мелодия. Най пел тоскующим человеческим голосом. Пел без слов об изнывающих от жажды пустынях, безымянных могилах вдоль караванных путей, о цветущих оазисах по берегам стремительных рек, о луноликих красавицах, о дальних сказочных странах...

Вначале негромкая, мелодия ширилась, гремела все громче и величественнее. Казалось, пели земля и небо, море и ночь. В дюжине километров от того места, где стояли Симмонс и Эльсинора, караванщики, испуганно подгоняя друг друга, снялись с ночевки и, нахлестывая недовольно ревущих верблюдов, тронулись в путь, торопясь подобру-поздорову убраться из заколдованных поющих песков пустыни Сам.

Взмыл в небо, затерялся в мерцании звезд последний, печальный аккорд. Мелодия смолкла. И в наступившей тишине Эльсинора робко тронула Симмонса за плечо.

- Ты... - Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно видела его впервые. - Что с тобой произошло? Кто ты?

- Твой муж! - весело расхохотался он. - Надеюсь, ты не подашь на развод из-за этого концерта? Или тебе не по душе восточная музыка?

- Перестань, Эрнст! - Она умоляюще схватила его за руку. - Ведь если ты...

- Что "если я"? - перебил он, веселясь от души, но Эльсинора уже взяла себя в руки.

- Ничего. Мне холодно. Эрнст. Пойдем в домик.

Веселье как рукой сняло. Он пристально посмотрел ей в глаза и молча наклонил голову.

- Пойдем.

Они вошли в палатку и, не сговариваясь, сели за стол друг против друга. Симмонс нагнулся, включил калорифер и опять пристально взглянул на жену. Та сидела, опустив глаза и думая о чем-то своем.

- Не обижайся на меня. - Он потянулся через стол и ласково похлопал ее по руке. - Я вел себя, как последний идиот.

- Какое это теперь имеет значение?

- "Теперь"? - переспросил он.

- Да перестань ты наконец! - взорвалась она. - Это бесчеловечно!

- Что бесчеловечно? - искренне изумился он. - О чем ты, Люси?

- Я знаю, наблюдателей контролируют. Им устраивают проверки...

- Что ты несешь?

- ...но зачем нужно было морочить мне голову столько времени? Зачем надо было разыгрывать весь этот фарс с любовью? - Она фыркнула. - Любовь! У вас это здорово получилось, Эрнст, или как вас там на самом деле зовут?

- Да ты о чем? - медленно произнося каждое слово, спросил он.

- Ну так знайте: для вашего поведения есть очень конкретный термин. Подлость - вот, как это называется.

- Люси... - Он встал и зачем-то отошел к противоположной отене. - У меня страшно чешутся руки, Люси...

- У вас экзема? - свирепо поинтересовалась она.

- У меня чешутся руки отхлестать тебя по щекам, Люси!

- Что?! - Она даже привстала от изумления, но тотчас опустилась обратно. - Так что же вы медлите? Вы, ничтожество!

- Встань, Люси! - приказал он.

- И не подумаю!

"Встань - повторил он мысленно. - Подойди и обними меня" - "Ни за что!" - "Встань. Плевать я хотел на весь твой собачий бред. Я люблю тебя. Иди, обними меня и поцелуй". "Нет!!!" - "Встань И не делай вид, будто меня не любишь. Уж кого-кого, а тебя-то я знаю. Иди ко мне". - "Нет... И не смейте мне приказывать. Вы..." - "Я твой муж. Перед богом и людьми. Слышишь? Я люблю тебя. Не знаю, зачем ты затеяла всю эту чертову кутерьму, но если для того, чтобы убедить меня в том, что ты меня не любишь, - то зря стараешься. Встань!"

Она медленно поднялась из-за стола.

"Иди ко мне!"

Она изо всех сил зажмурила глаза и сделала шаг в его сторону - сомнамбула в белой, ниспадающей до самого пола рубашке.

"Иди ко мне, любимая!"

Она сделала еще шаг, еще... И со стоном бросилась ему на шею.

- Милый! - Она целовала его глаза, нос, щеки, замирала, припав к губам, и снова начинала осыпать поцелуями. - Любимый... Родной... Желанный...

Слезы струились по ее щекам.

- Успокойся. - Он бережно поднял ее на руки, сел. Опустил к себе на колени. - Не надо мне ничего объяснять. Просто успокойся и все. Я понимаю, тебе нелегко со мной. Если тебе не по силам оставаться со мной до конца, - не надо. Не оставайся. Теперь я уже не смалодушничаю, Люси. Можешь мне поверить. Ты сделала меня совсем другим человеком. Сильным, всемогущим; бесстрашным... Я и не подозревал, что могу быть таким. Сегодня я снял силовое поле. Взлетел к звездам. Накликал дождь я грозу. Завтра...

- Остановись! - Она подняла на него опухшие от слез глаза. Пристально вгляделась в зрачки. Встряхнула головой, зажмурилась. - То, что ты говоришь, - правда?

- Конечно. Ты же читаешь мысли, зачем спрашивать?

- Читала! - Она покачала головой. - В том-то и дело. А теперь не могу.

- Как не можешь? - удивился он.

- А вот так. - Она пожала плечами. - Натыкаюсь, как на глухую стену.

- Смеешься?

- Если бы! - Эльсинора вздохнула и вытерла слезы подолом рубашки. - Скажи, когда ты впервые это почувствовал?

- Что "это"?

- Собственное всемогущесгво, как ты выразился.

- Часа два назад, а что?

- И прежде никогда?

- Никогда.

- И ты в самом деле не имеешь отношения к будущему?

- До двадцать третьего века - имею. Дальше не пробовал.