Звездный страж

— Если уж тебя это так интересует, могу ответить — я сплю в подштанниках. Что он тебе еще сказал?

— Он сказал, что ты отпускаешь бороду и предпочитаешь спать голым, а причины всего этого он просто не знает. Если я не буду задавать вопросов, то не услышу и лжи, а он не хочет быть виновником возможного развода.

— Верь ему больше, — хмыкнул Брансон. — Он хотел разозлить тебя. Судя по всему, он решил, что, если это получится, ты быстрее согласишься ему помочь. Он, конечно же, задал тебе вагон вопросов — когда ты обо мне последний раз что-либо слышала, где я нахожусь, что я делаю, и так далее.

— Он задал несколько вопросов. Но я ему ничего внятного не сказала, да и не могла этого сделать при; всем желании. Слушай, Рич, что происходит?

— Я бы очень хотел рассказать тебе все, но пока не должен этого делать. Пока нет. Когда все это дело завершится, власти могут пожелать оставить подробности в тайне. Ты знаешь, что они способны сделать с людьми, которые разговаривают слишком много?

— Да, конечно.

— Пока я могу сказать тебе одно: все это очень секретно. Дело впрямую касается меня, именно это и беспокоило меня перед отъездом. С тех пор я узнал, что здесь запутан не только я, но и многие другие. Я также выяснил, что это все не так уж серьезно, как мне казалось вначале.

— Это успокаивает, — произнесла она с явным облегчением.

— Успокаивает, но только наполовину. По причинам, которые я сейчас не могу объяснить тебе, это дело надо довести до удовлетворительного конца… — Брансону очень хотелось хотя бы частично посвятить Дороти в проблему, не раскрывая всей ее сути. — Это как больной зуб: ты можешь положить на него ватку с каплями, и он на время перестанет болеть. Но это лишь полумера, на самом деле больной зуб надо просто вырвать.

— И ты собираешься этим заняться сам?

— Я один из тех, кто пострадал из-за этой истории, и я считаю, что должен докопаться до ее истоков, — если, конечно, смогу.

— О каких страданиях ты говоришь? А власти разве не могут ничего сделать?

— Им пока не удается до этого дотянуться, к тому же они не понимают, что происходит. Я выяснил… — он заметил предупреждающий взгляд жены и обернулся. За его спиной молча стоял официант.

Взяв у официанта меню, он обсудил его с Дороти и сделал заказ. Официант ушел и Брансон продолжал:

— Я нашел одного парня, который мог бы мне в этом деле помочь. Это Хендерсон, баллистик из «красного» отдела. Ты помнишь его?

— По-моему, нет, — призналась она, немного подумав.

— Такой крупный мужчина, с брюшком и лысеющей макушкой, в очках без оправы.

— Все равно не могу вспомнить. Наверное, он не очень-то производит впечатление на женщин.

— Да он к этому никогда и не стремился. Он не из тех, на кого женщины обращают внимание.

— Хочешь сказать, что он очень замкнутый?

— Пусть будет так. — Он состроил физиономию, которая вызвала у нее улыбку. — Так вот, Хендерсон может позвонить мне в любой момент. Меня не будет дома еще несколько дней, но пусть это тебя не тревожит. У меня есть веские причины для отсутствия…

— Именно об этом и говорил тот тип, Рирдон.

— Чертов Рирдон!.. Ладно, теперь слушай внимательно. Если Хендерсон позвонит, скажи ему, что я на работе, со мной нет связи, и спроси у него, что мне передать. Если ему надо, чтобы я позвонил, спроси, куда требуется звонить — в магазин или по какому-то другому номеру? Тебе все понятно?

— Я справлюсь. Искусство брака в том и состоит, чтобы уметь управляться с делами мужа…

— И еще, если кто-нибудь, Рирдон или тот здоровенный тип с иностранным акцентом, заявится к тебе и начнет донимать вопросами, ты все еще про меня ничего не знаешь, понятно? И ты ничего не слышала о Хендерсоне — даже если только что разговаривала с ним по телефону. И не обращай внимания на то, кто меня спрашивает: репортер, агент ФБР или маршал в полной парадной форме. Ты все равно ничего не знаешь. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась она. — Но могу я узнать, кто такой Рирдон?

— Офицер разведки.

Ее лицо выразило удивление и озадаченность.

— А ты уверен, что занимаешься своей работой?..

Брансон довольно резко оборвал жену:

— Во-первых, страдания обучают, а он не страдает и вряд ли сможет понять психологию тех, кто страдает. Во-вторых, есть разные представления о том, чем должна заниматься разведка. И наконец, третье: он обучен иметь дело с обычными вещами и пользоваться обычными методами. Я не хочу, чтобы он путался у меня под ногами и предлагал мне свои методы. Мне достаточно правил внутреннего распорядка, которые я выполняю в институте, чтобы подчиняться чьим-то еще требованиям.

— Хорошо, если он покажется на горизонте, я буду разговаривать с ним, широко раскрыв ничего не понимающие глаза.

— Так и делай. Это, конечно, его не проведет, но и узнать от тебя он ничего не сможет.

Им подали заказ. Во время еды они вели ничего не значащую беседу, но за кофе Брансон опять вернулся к беспокоившему его предмету.