Звездный табор, серебряный клинок

… Зельвинда подогнал украденный для меня корабль через две с половиной недели. Это была повидавшая виды колымага, а после сказок Аджуяр она и вовсе показалась мне чем-то вроде гигантского примуса. Бронетемкин «Поносец» какой-то, да и только… Презрительно цокая языком, Гойка прошелся по штурманской рубке, раз в пять меньшей, чем на судне налогового инспектора… Но делать было нечего. Выбирать не приходилось. И вскоре, перебравшись на эту тесную посудину, мой джуз вместе с остальным табором двинулся в дорогу.

Цель оставалась прежней — Храм Николая Второго, где я собирался окрестить своего будущего сына. Вот только сроки несколько изменились. Теперь, по моим расчетам, когда мы доберемся до него, ребенку будет уже шесть месяцев.

Там же я обещал оставить нашего нечаянного пленника Брайни. Священнослужители помогут ему вернуться домой или хотя бы передадут туда весточку.

Путь наш протекал, на удивление, тихо и без приключений. Похоже, власти действительно потеряли мой след. Тем более что из осторожности мы останавливались лишь на небольших аграрных планетках, где жители были рады всему, что хоть немного будоражило их чересчур размеренное, точнее сказать, унылое существование.

Эти остановки, сопровождавшиеся торговыми ярмарками и балаганными представлениями, скрашивали скуку и нам. В полете же меня поддерживали только песни Гойки да предчувствие скорого отцовства. Еще на космостанции контрабандистов Ляля поразила меня своей красотой, сейчас же, в пору беременности, она, как это ни удивительно, стала еще краше, мягче и женственнее.

Беременные женщины не спят
Они впотьмах следят за плода ростом
Или задумавшись лежат так просто
За девять месяцев свой перекинув взгляд

*[5]

Ей уже стало тяжело наклоняться, но, если ей надо было, к примеру, что-нибудь поднять с пола, рядом, тут как тут, оказывался ее новоявленный паж Брайни и помогал ей.

В торговые дела джуза я не лез, и правление мое было скорее номинальным, нежели реальным. Такой расклад вполне устраивал и меня, и моих людей.

Если кто-нибудь сказал бы мне раньше, что космический перелет не более чем унылая рутина, я бы, пожалуй, не поверил. Но если вдуматься, ничего в этом удивительного нет. Вид звездного неба на экране штурманской рубки мало чем отличается от зрелища в планетарии или кинотеатре на сеансе фантастического фильма, разве что несколько менее красочен. Сознание того, что наблюдаемые тобой звезды настоящие, могло бы, конечно, будоражить воображение, но длится это недолго: привычка возникает быстро и навсегда.

Что же касается миров, где мы останавливались, то ничего особенного увидеть не довелось и там. Ведь, обживая планеты, люди «очеловечивают» их, подгоняют под себя. Если же планета очеловечиванию не поддается, то люди на ней не задерживаются. Кроме того, чтобы не иметь неприятностей, мы не выходили далеко за пределы территории, предоставляемой нам местными администрациями под табор, а я и вовсе старался пореже показываться на глаза чужакам.

Возможно, крупные центры и могли бы чем-то поразить мое воображение, но как раз их мы избегали. Да, конечно же, какие-то отличия наблюдались везде — в одежде, в транспортных средствах, в чертах лиц, в говоре, в пище, в обычаях… Но я-то не антрополог и вскоре перестал обращать внимание на подобные мелочи. Людей синих или бирюзовых, людей на трех ногах или людей с хоботами не было нигде. Чему же тогда удивляться?

Хотя нет, вру. Некая штуковина на одной из планет все-таки потрясла меня. Скорее всего, используется она повсеместно, но я столкнулся с ней лишь один раз — на планетке Финиш. Как всегда, джипси устроили там ярмарку, и вот однажды, когда я помогал моим соплеменникам устанавливать ширму кукольного театра, к нам подошла темноволосая девочка лет тринадцати со здоровенной собакой, похожей на сенбернара. Я бы и не обратил на них внимания, если бы собака, глянув на меня, не обернулась к хозяйке, и я услышал грубый хрипловатый голос:

— Грета. Плохой. Укусить?..

— Нет, Бобби, — отозвалась девочка. — Может быть, хороший.

Я обомлел.

— Она говорит? — спросил я.

— А что тут особенного? — удивилась девочка. — Вы что, никогда не видали мнемофон?

— Нет, — признался я.

— Глупый, — резюмировала собака, не открывая. рта. — Укусить?

Только тут я заметил, что ее ошейник снабжен металлической сеточкой, напоминающий стоячий воротник, на сантиметр нависающий над затылком. Значит, это и есть мнемофон. Но меня заинтересовало и другое.

— А мне говорили, что собаки миролюбивы и никогда не нападают первыми.

— Он бы и не напал, — согласилась девочка, — это Бобби выслуживается передо мной. Корчит из себя великого защитника.

— Я — защитник, — подтвердил Бобби и строго посмотрел на меня.

— И что, любой зверь может разговаривать? — продолжал я расспросы, думая о том, что хорошо было бы порасспросить мою подружку Сволочь о дядюшке Сэме.