Звездный Тарзан

Он отпустил поводки, и… в руке Тристана блеснул нож. Кто-то выбил его, и нож, как в масло, вошел в сугроб под деревом и исчез. Юноша резко повернулся назад и отшатнулся — настолько сильной была ярость в глазах Пулу.

— Не надо, — сказал ганианец, все еще держа его за кисть.

Па’ан снова в злобной усмешке показал свои звериные зубы, демонстративно поигрывая поводками.

Тристан мельком взглянул на то место, куда упал нож, и почувствовал, что Пулу сжал его руку еще сильнее.

— Повернись к ним спиной, маленький брат.

Тристан колебался. Он с презрением посмотрел на мазука и отвернулся от него.

* * *

Час спустя они вошли в лифт, Тристан сел на корточки — спиной к Пулу, прислонился головой к стене, разглядывая остальных. Он закашлялся, глубоко вдохнув теплого воздуха. От промокшей одежды его знобило.

Лифт не остановился на этаже, где находилась комната Тристана. Он вопросительно посмотрел на губернатора.

— Твоя комната совсем не пригодна для жилья, Тристан. Авуз освободит тебе комнату для слуг в моих апартаментах, а сам перейдет в другую.

Дверь лифта со вздохом открылась. Тристан даже не пошевелился, и Раджак пнул его носком ботинка. Только после этого юноша, как пружина, вскочил, обнажив зубы и согнув пальцы.

Пулу крепко схватил друга, так, что через рукав куртки чувствовались его когти, но не это остановило Тристана, а выражение глаз ганианца.

Раджак только хмыкнул и подтолкнул к выходу, вслед за ними в фойе последовали и другие.

— Сюда, Тристан, — показал дорогу Реньер.

Комната для слуг была еще меньше, чем помещение, в котором его поселили на лунном спутнике Иссела: у двери спальни губернатора шторами перегородили прихожую. Здесь было прохладно, как и в комнатах на нижних этажах. Тристан не увидел окна и туалета, а кровать и встроенный шкафчик для вещей оказались единственной мебелью.

Тристан остановился около комнаты и вошел, когда Пулу легонько подтолкнул его в плечо. Стоя спиной к Реньеру, он сорвал с себя остатки простыни, взятой для маскировки, скомкал ее и бросил на кровать. Оглянувшись, он уже не увидел ни Реньера, ни слуг.

На правой перчатке были капли крови. Тристан внимательно осмотрел ее, обнаружил, что она не порвана. Сняв ее с руки, он не заметил и малейших следов укуса. Перед его глазами вновь мелькнула сцена, которую пришлось пережить: зубы вцепившейся в мерзлое дерево собаки, ее горячее дыхание перед лицом и окровавленная слюна. Его передернуло, и он с омерзением отшвырнул перчатку в угол.

Сырые куртка, ботинки и брюки снимались с трудом. Он стянул их окоченевшими руками, дрожа и стуча зубами от холода. Место ушиба на ноге вздулось и покраснело.

Пулу подал покрывало с кровати и предложил сесть. Тристан отвернулся от ганианца.

— Извини, — сказал Пулу, — что я выбил из твоих рук нож, когда на тебя смотрел мазук.

Юноша, все еще злясь, уставился на стену.

— Зачем тогда ты это сделал?

— Тсаа’чи — серьезная вещь, маленький брат. После этого кому-то всегда приходится умирать.

Тристан резко развернулся и посмотрел на друга.

— Но ты ведь поддался тсаа’чи, когда мы упали!

— Да, — Пулу неохотно кивнул. — Я не видел другого выхода, но потом не почувствовал в этом необходимости. Если бы джаусы стали одолевать тебя, я использовал бы тсаа’чи, но они оказались слабыми.

— Однако мазук спустил на тебя джаусов, когда мы возвращались назад!

— Это не было так опасно. Он просто играл с нами, как наши домашние джаусы, когда они не голодны. Лучше в таких случаях повернуться к ним спиной.

— Он разозлил меня.

Пулу посмотрел на товарища и прищурился, отчего его глаза стали похожи на две желтые щелки.

— Да, может быть, но тсаа’чи приносит смерть. Разве злость — важное основание для смерти?

Тристан опустил голову и отвернулся.

— Нет, — ответил он, помолчав, потом вздохнул и сказал: — Извини, Пулу.

Он вдруг почувствовал изнеможение. Прижавшись к Пулу, чтобы согреться, юноша лежал с открытыми глазами и смотрел в стену. В полудреме он опять вспомнил кошмар в лесу, а между ним и огнями Айри-Сити стоял, как непреодолимое препятствие, губернатор, не оставляя никакой надежды на побег.

К утру ветер разогнал хмурые облака, и небо стало настолько лучезарным, что Тристан даже зажмурился от ослепительно белого снега. Ветер тем не менее не стих — гнал перед собой порошу, наметая сверкающие на солнце снежные дюны. От него быстро краснели лица и руки людей. Глядя на улицу из закрытого помещения, Тристан не мог не поежиться.

И тут взгляд его остановился на взлетно-посадочной полосе… где в ряд стояли четыре самолета, длинные, как иголки. Он поднес к глазам телебинокль. На какое-то мгновение ему показалось, что он перенесся прямо к одному самолету. Было странно, что не слышалось голосов техников и экипажа, копошившихся наверху и вокруг. Тристан протянул руку, чтобы потрогать самолет и тут же отдернул, представив глупость своего положения. Он покосился на Лариэль и Пулу, но они ничего не заметили.