Звездный волк. Истории о космосе

Последние остаточки каши Катарин собрал со дна рукой и тихонько посвистал вездеходу. Тот сразу подошел, осторожно соскреб угощение с ладони. Зубы у вездехода вдесятеро против человеческих, ему ничего не стоит отсадить кисть руки, но еще не было случая, чтобы умное животное укусило хозяина.

Катарин похлопал ладонью по щебню, вездеход послушно улегся.

– Устраивайся на ночевку, – предложил Катарин.

Лег, прижавшись к вездехожьему боку. Машку оставил ту сторону, где дополнительно пригревал не совсем еще остывший костерок. С полминуты прошло в тишине, потом Катарин спросил:

– Ты внизу воду нашел?

– Нет, – послышалось из темноты. – Долина преогромнейшая, но сухая. На окрестных вершинах ни одного сколько-нибудь приличного ледника. И возвратные ветры тоже дождей не принесут, негде им водой напитываться. Последняя надежда была на этот обрыв, где мы встретились.

– Здесь есть вода, – сообщил Катарин то, о чем хотел промолчать. – А по ущельям, которыми я поднимался, уже сейчас текут реки. У нас возвратные ветра несут теплые дожди с благодатных земель… с бывших благодатных земель. Мы еще живем там, но это не надолго. Становится слишком жарко, урожаев почти нет. Слышал, наверное: сначала урожаи бывают огромные, а потом хлеб выгорает, не успев выколоситься. А по ущельям на север от наших поселений пахотных земель не будет. Единственная наша надежда – равнина под обрывом, где мы встретились. Тут за моей спиной огромнейшее озеро, промерзшее до дна. Когда оно начнет оттаивать, воду можно будет сбрасывать в наши ущелья или на равнину, с обрыва. Представляешь, какой тут появится водопад?

– Я знаю. На скале сохранились следы потока. Поэтому я и полез на обрыв.

– И встретил меня. А когда подойдет весь ваш народ, над обрывом уже будут стоять наши люди.

– Значит, война?

– Получается так.

– Катарин, ты хочешь войны?

– Нет. Мы встретились и не убили друг друга. Мы ели кашу из общего горшка и грелись у одного костра. Это веская причина, не говоря уже о том, что рядом поставлена гробница древних. Даже если старый пилот случайно погиб здесь, он не мог выбрать для гибели более удачного места.

– Что мы можем сделать, чтобы войны не было?

– Почти ничего. Ни ты, ни я не станем вредить своему народу, а это значит, что мой народ заселит плоскогорье и станет распоряжаться водой, а твои люди первыми войдут в долину. Это все равно случится, потому что всех нас гонит Соло. Но дальше кое-что зависит от нас. Голос разведчиков веско звучит на совете, и завет древних тоже на нашей стороне. Встретившись у гробницы, наши народы не должны вцепиться друг другу в горло. Я постараюсь уговорить своих соплеменников, чтобы они дали вам воду, ведь озеро так или иначе должно иметь сток. А вы, когда долина зацветет, дайте нам хлеб. После этого уже никто не захочет воевать. Три, а быть может, четыре поколения проживут рядом в мире, и кто знает, не станем ли мы, как встарь, одним народом.

– Нас разъединяет пролитая кровь, а объединяет древняя гробница и горшок каши, сваренной антиподами.

– Вот именно. Кровь еще не остыла, но она остынет, а старого обычая еще никто не нарушал. Мы должны попытаться помирить наших людей.

– Это будет непросто, – сказал Машок, – но я очень постараюсь. И вот я о чем подумал… Антиподы, живущие на той стороне, – что знают они о нас? Надо будет послать им подарок, сказать, что мы есть и не враги им.

– Какой подарок? Это они могут оставить горшок, полный каши, – она замерзнет в ледяной ночи и останется съедобной через тысячу поколений. А что можем оставить мы? Что может гореть – сгорит. Глина и камень рассыплются от страшного жара, бронза расплавится, железо изойдет на окалину. Холод сберегает, огонь разрушает все.

– Золото. С ним ничего не случится.

– Это верно, – согласился Катарин, – но ведь надо будет уговорить стариков расстаться с золотыми украшениями. Золота мало, далеко не у всех моих соплеменников есть золотой оберег. К тому времени, когда эта гробница уйдет под прямые лучи, мы сами станем стариками. Если вообще доживем.

Разговор иссяк, настала тишина, лишь вездеход порой шумно вздыхал во сне.

Едва начал брезжить прецессионный свет, оба разведчика были на ногах. Отнесли в гробницу пустой горшок, а зерно из второго горшка разделили на три части. Одну часть на всякий случай оставили там, где оно пролежало долгую зиму.

Затем пошли к обрыву. Ни один не проронил ни слова. Зачем? Обо всем переговорено еще вчера. Катарин принялся разматывать страховочный шнур, а Машок закрепил его у себя на поясе.

Разведчики не прощаются при расставании. Не то чтобы это была дурная примета – мало кто из следопытов верит в такую ерунду, – но просто прощаться не принято. Машок подошел к обрыву и быстро начал спускаться. Когда тебя надежно страхуют, спускаться не так трудно. Через несколько минут он оказался внизу и махнул рукой, чтобы Катарин выбирал веревку.