– Недавно я разучил небольшую пьесу, – проговорил он, глядя в пол. – Ее еще никто не слышал. Надеюсь, она вам понравится.
Тихое и выразительное арпеджио разлилось по залу, дробные звуки лютни перекатывались спокойно и размеренно, как воды лесного ручья перекатываются через серые камешки, навевая то меланхолию, то тихую радость. Музыка напоминала осеннее утро с его печальной красотой и отрезвляющей свежестью; в сказочной фантазии, проникнутой грустью о былом, угадывалось невнятное ожидание нового, быть может, еще лучшего будущего.
Леонора, не отрываясь, смотрела на Себастьяна, и вначале он чувствовал неловкость, но постепенно музыка настолько завладела им, что он совершенно перестал замечать что-либо вокруг, кроме прекрасных глаз возлюбленной. Себастьян будто растворился в ее взгляде: не было гостей и музыкантов, не было ослепительного зала, не было Нустерна – только он и Леонора, внимающая голосу его лютни, а может быть, голосу его сердца…
Ричеркар закончился. Если баллада Помпонии вызвала бурный восторг, то игра звездочета погрузила всех в мечтательную задумчивость. Леонора первая подошла к Себастьяну. Ее глаза сияли, она долго смотрела на своего нового друга, не пытаясь даже искать слова для выражения чувств. Но вот она негромко произнесла:
– Спасибо, Себастьян. Я этого никогда не забуду.
К Себастьяну подходили гости и вполголоса, как будто боясь спугнуть настроение, благодарили его.
– Ты сегодня играл лучше, чем когда-либо, – сказал архивариус.
– Да-да, – поддержала его Эмилия Инсекториус. – У меня такое чувство, словно я побывала в далекой сказочной стране.
– Ну, что я вам говорил! – улыбался профессор.
К Себастьяну подошел маэстро Мантис.
– Браво! – тихо сказал он. – Поверьте, я немного разбираюсь в музыке и хочу сказать: вы – просто виртуоз.
Маэстро повернулся к оркестру, и тот заиграл какой-то неторопливый минорный менуэт.
Чарам Себастьяновой лютни поддались, разумеется, не все гости. Например, профессор Инсекториус все также пребывал в необычайно возбужденном состоянии. Он дивился на великолепие убранства, охал, ахал, причмокивал губами и что-то радостно бормотал себе под нос.
– Нет-нет, это ни на что не похоже, – говорил он. – Такого блеска не видел ни один здешний житель. Скажите, госпожа Леонора, как вам удалось это устроить?
– За это отчасти надо поблагодарить вашу супругу, – ответила племянница бургомистра и, обратившись к Эмилии, добавила: – Спасибо вам, любезная госпожа Эмилия, за те цветы, что вы прислали мне к празднику. Как я слышала, вы знаете толк в цветоводстве?
– Очень трудно хвалить себя самой, – отвечала польщенная Эмилия.
– Ваши цветы, должно быть, большая редкость в здешних краях, – продолжила Леонора, – поскольку нигде в Пятиречье мне не доводилось видеть подобных. Как вам удается выращивать такую красоту?
– О, она мастерица! – воскликнул профессор, но, поймав на себе косой взгляд супруги, осекся.
– Уж и не знаю, сударыня, что вам сказать. Я с детства люблю цветы, и они, думаю, мне платят тем же. Особенно хорошо пошли дела, когда на совершеннолетие я получила в подарок грабли от нянюшки господина звездочета фрау Марты.
– Вот как? – удивилась Леонора. – Вы знаете, меня тоже очень интересуют цветы, и я бы хотела поговорить с вами о них. Но не будем докучать мужчинам нашими беседами.
Она взяла Эмилию под руку и увела в сторону. Себастьян и профессор остались одни, а зал тем временем двигался в танце.
– Какое чудесное общество! – восхищался профессор. – А кстати, господин Пардоза здесь?
– Кажется, нет, – ответил Себастьян. – Но разве ты не дождался его в трактире?
– Напротив, дождался. Но он так спешил, что не смог со мной побеседовать и предложил встретиться на балу.
– Он обещал сюда прийти?
– Да, разумеется.
– Надо бы предупредить Бальтазара, – заметил себе Себастьян.
– Послушай, дружище, – обратился к нему профессор, – а что это фрау Марта так скоро покинула празднество?
– Марта? – удивился звездочет. – Да ее здесь и не было.
– Как же не было? Мы с Эмилией встретили ее, когда она выходила из парадного
– Но я ее не видел… – недоуменно промолвил Себастьян.
– Ты, должно быть, сегодня ослеп, – профессор хитро подмигнул Себастьяну и залился тоненьким смехом.
Звездочет смутился и, чтобы сменить нежелательную тему, самым непринужденным тоном проговорил:
– Давай-ка, я покажу тебе приезжих знаменитостей.
– Ну-ну…
– Вон та девушка, что одета пестро, и есть та самая Помпония, исполнительница баллады.
– Мой друг, я и сам это вижу. Самая настоящая Pomponia imperatoria
– Оркестром управляет маэстро Мантис.
– Да? И впрямь. Какой крупный экземпляр!
Себастьян удивленно и с любопытством посмотрел на друга, однако продолжил:
– А тот, что солирует на виоль д’амур, – виртуоз Теттигон.
– Вижу, вижу, не слепой. А вокруг него играют маленькие теттигонята.
– Ты что, их всех знаешь? – поразился звездочет.
– Ну кому же, как ни мне, знать их, дорогой мой Себастьян? Ты лучше скажи, кто это в центре зала так чудесно порхает?
– Это танцовщица Калима.