Звездочка и Коробок

— Я всегда относилась с большим пониманием к маленьким человеческим слабостям и все же позволю себе заметить, что здесь есть люди, которые в отличие от некоторых не упиваются кайфом.

Звездочка говорит:

— Мы не пьем ничего с кофеином. Кофеин — это наркотик. А наркотики — это плохо.

— Тогда, может быть, пива. Или вина.

Звездочка говорит:

— Апельсиновый сок с газировкой.

— Ага, — говорю. — И мне тоже.

Прим говорит:

— Гари, милый, принеси апельсиновый сок с газировкой. И лед.

Гари говорит:

Сейчас, только скручу косячок.

— Тогда я сама принесу. — Прим говорит: — И заодно поищу ботинки. Они, наверное, где-то в коробке. В кладовке, на втором этаже. Или знаете что? А пойдемте все вместе поищем.

Звездочка говорит:

— И устроим пикник.

— Наверху. Среди старого хлама. — Прим говорит: — Классная мысль.

— Прим, будь любезна, окажи мне любезность и передай мне любезное масло.

Прим говорит:

— И что это значит?

— Это я разговариваю как положено разговаривать на пикнике.

— А по-моему, ты надо мной издеваешься.

— Нет, я все правильно делаю. Я разговариваю как положено разговаривать на пикнике.

Прим обнимает себя за плечи. У нее тонкие руки и роскошная грудь, и когда она обнимает себя за плечи, грудь поднимается под блузкой, и ожерелье у нее на шее переливается золотом в золотом солнечном свете.

Звездочка говорит:

— Он не издевается, Прим. Просто пытается разговаривать так, как ты. Потому что он хочет быть чем-то похожим на тебя. Да, Ствол?

— Да, — говорю. — Ты вся такая богемная женщина.

Прим корчит рожу, скосив глаза к носу.

— Ах, Ствол, какой ты, оказывается, проказник. Ты меня прямо смущаешь.

— Я совсем не хотел никого смущать, — объясняю я. — Я просто хотел, чтобы мне передали масло, потому что если я буду за ним тянуться, ну, сам, я измажу футболку джемом.

Прим вздыхает. Наверное, я все же ее обидел. Но она берет масло и передает его мне. Оно немного подтаяло, масло. Потому что на улице жарко, а мы сидим на лужайке у дома, потому что у нас тут пикник. Мы сидим на одеяле, расстеленном на траве, и я мажу хлеб маслом, а потом буду мазать хлеб джемом. Но сначала намажу маслом. Прим вообще ничего не ест. Только пьет. Она уже совсем пьяная. И поэтому обидчивая.

Звездочка говорит:

— Какой сегодня хороший день, правда, Ствол?

— Да, — говорю. — Замечательный день.

Звездочка говорит:

— Замечательный день, правда, Прим?

Прим снова вздыхает и говорит:

— Знаешь, Стейси, по-моему, твоему другу все-таки следует извиниться за богемную женщину.

Я затихаю.

Звездочка смотрит на меня. Ее нижняя губа слегка оттопырена и дрожит, как у ребенка, который выронил изо рта конфету.

Я смотрю на Прим.

— Прости меня, Прим, — говорю. — Я сказал глупость. Ты не богемная женщина.

Она алкоголичка. Алкоголь — нехороший наркотик, от него люди тупеют.

— Все нормально, Ствол. — Прим говорит: — Наверное, мне тоже следует извиниться. Сегодня я выпила лишнего. Вот мне и ударило в голову. Знаете, как говорится, вино, выпитое в больших количествах, вызывает раздражение, гнев и множество бед. А я за обедом сегодня уговорила бутылку красного. Надо как-то себя ограничивать. Прости меня, Ствол. Пожалуйста.

Я смотрю на нее. Мне ее жалко. Она такая хорошая, Прим.

— Все нормально, Прим, — говорю. — И ты меня тоже прости. Ну, за то, что я сказал.

— И я тоже хочу попросить прощения, — говорит Звездочка. — Что я пришла в гости, вся на таблетках, и затеяла этот пикник, и совсем ничего не ем, потому что я вся на таблетках, и мне совершенно не хочется есть.

— Тогда я тоже должна извиниться, — говорит Прим. — Что сорвалась на вас обоих. Потому что мне было обидно, что я столько всего наготовила, а вы сидите, носы воротите.

— А я извиняюсь за нас обоих, что мы воротим носы, — говорю я. — Просто я не привык к такой изыскнутой пище. Нет, не изыскнутой, а изысканной — во. Ты прости, если тебе не понравилось, что я назвал твое угощение изыскнутым, то есть изысканным. И еще я хочу попросить прощения, что я пришел к тебе в дом без ботинок, с ногами, стертыми в кровь, и испачкал тебе весь ковер. И что назвал твоего бойфренда злым волшебником. И что собирался уйти, потому что твой Гари меня напугал. То есть он не пугал, просто я сам его испугался. И что я назвал тебя алкоголичкой. Ну, про себя.

Прим говорит:

— Я об этом не знала.

— И что меня унесло, когда я опустил ноги в воду, и что я хвалился, как мы со Звездочкой друг друга любим, и тебе стало завидно, потому что ты злишься и раздражаешься из-за вина, и еще ты не ешь таблетки и не знаешь, какой это кайф, а я все болтаю, болтаю и никак не могу замолчать, и...

Прим откашливается:

— Да, по-моему, надо заканчивать со взаимными извинениями. Единственный вывод, который напрашивается сам собой: нам всем следует существенно сократить потребление своих наркотиков, я бы даже сказала, свести их до минимума.

Гари говорит:

— Ничего, если я раскурюсь косячком?

Прим кивает.

— Конечно, милый.

Мы со Звездочкой тоже киваем.

Мы, собственно, тоже не прочь раскуриться.