Звездочка и Коробок

Нас уже нет. Мы несемся по лестнице вниз. Свеча мигает и гаснет. Мы бежим в темноте. По коридору, через кухню. Там тоже есть выход на улицу. И эта дверь открывается, она открывается, и мы выбегаем наружу, и бежим без оглядки, бежим, бежим в синем утреннем свете.

Как хорошо снова выйти на улицу, где на большом синем небе встает большое оранжевое солнце. Мы пробегаем квартала два-три и уже больше не можем бежать, потому что нам надо сесть отдышаться, и мы садимся прямо на бордюр у дороги. Мы так сильно бежали. Боялись, что этот Мятный Пинкертон бросится нас догонять. Мы со Звездочкой сделали все, что могли.

Мы с ней сделали все, что могли, но не сумели спасти ту девушку. Ну или тетеньку. Мы со Звездочкой очень старались, но наши старания не увенчались успехом. Проще сказать, ничего у нас не получилось. Можно было бы, конечно, пойти в полицию и сказать этим... ну, которые с ананасами на головах... в общем, все им рассказать, только это ничего не даст, наоборот, будет хуже. Они скажут, что мы наркоманы, и нас посадят в тюрьму, и начнут разбираться, чего и как. Они разберутся, что мы едим стразы, а по сравнению со стразами ешки — это так, леденцы, а кислота по сравнению со стразами — это вообще приз за первое место в конкурсе ясных мозгов, и когда они это узнают, ну, которые с ананасами на головах, они будут к нам относиться как к двум дебилам, как будто у нас вообще нет мозгов и мы ни во что не врубаемся, но ведь это неправильно. Мы очень даже врубаемся. И мозги у нас есть.

Это несправедливо. То, как они к нам относятся. Эти, которые с ананасами на головах, и вообще... В свингующих шестидесятых всех тоже пугали, что от ЛСД начинаются необратимые повреждения мозга, но никаких повреждений мозгов не случилось. Потом, в ускорявшиеся девяностые, всех пугали, что необратимые повреждения мозга бывают от экстази, ну, от ешек — и опять никаких повреждений мозгов не случилось. Теперь нас пугают, что это бывает от стразов. Ну, повреждения мозга и памяти. Нас называют дебилами. Говорят, мы ущербные. Но ведь мы не ущербные. Мы очень даже нормальные. И вообще мы со Звездочкой любим друг друга, и это главное.

Дорожный скраббл

Мы со Звездочкой снова у Коробка. Сидим на его одеяле. В этот раз мы точно знаем, что это такое. Это обычное одеяло, и мы его больше не путаем с чем-то другим, потому что в мозгах у нас ясно и чисто, да, Звездочка? Мы с тобой не принимали таблетки уже два дня. Но ты не волнуйся, все будет классно. Потому что у нас есть Коробок, и он обязательно даст нам таблетки.

Я говорю:

— Коробок, так ты дашь нам таблетки?

Коробок красит глаза, он не слушает, что я ему говорю. Сначала он красил ногти, таким золотым лаком. А теперь красит глаза. Серебристой подводкой. Сосредоточенно смотрится в зеркало и делает стрелки. У него зеркало как в театральной гримерной. Он специально так сделал. Ну, чтобы все было как в театре. И приклеил на дверь золотую звезду из бумаги. Я ее видел, когда заходил. Вообще-то это его спальня. Но он обставил ее как гримерку, потому что он главный актер в своем собственном театре, а мы — его зрители, мы сидим на кровати, на одеяле, и очень хотим, чтобы нам дали таблетки.

Я говорю:

— Коробок, ну чего? Дашь таблетки?

Коробок, он такой... хитрый. И очень большой. Такой большой чернокожий парень в безабелье... или нет. В дезабилье. Ну, то есть вроде как и одетый, но как будто почти раздетый.

— Коробок, ты не думай, я тебя не понукаю, но просто мы тут сидим — ждем таблетки. Уже давно ждем.

Звездочка говорит:

— Ага, Коробок. Давно ждем.

Коробок говорит:

— Сейчас все решим.

Я усаживаюсь поудобнее, сложив руки на груди, потому что, когда Коробок говорит, что сейчас все решим, это значит, что придется ждать долго. Мы со Звездочкой ждем, сложив руки на груди. Сначала я сложил руки, а потом уже — Звездочка. У нее получается очень смешно, ну, так... по-детски. Когда нос утыкается в сгиб локтя, и получается, что губ не видно. И мне не видно, как она улыбается. Ну, если она улыбается.

Я говорю:

— Коробок, если ты занят, мы их сами возьмем. Ты только скажи где.

Коробок говорит:

— Сейчас все решим.

Я говорю:

— Коробок, мы не ели таблетки уже три дня, и нам очень хочется. Мы спасли тетеньку от злодея, мы были героями и заслужили награду. Дай нам немного таблеток, это и будет награда.

Коробок оборачивается ко мне:

— Ну-ка, ну-ка...

Сейчас, с накрашенными глазами, он немного похож на девушку, но он все равно мне, не нравится, ну, в смысле, как девушка.

— Что, Коробок?

Я не понимаю, что он хочет сказать.

Коробок говорит:

— Расскажите подробнее. Про эту женщину. Ну, которую вы спасли.

— Да, мы со Звездочкой ее спасли.

— От кого?

— От злодея.

— Да, от алого волшебника. — Звездочка говорит: — Его звали Мятный Пинкертон. У него был железный сундук, а в сундуке — отрезанная голова.

— О боже.