Конфетка моментально прекратила плакать и даже поцеловала победительницу, но до конца вечера не вынимала изо рта большой палец. Гости стали расходиться, оставив угощение нетронутым и не прослушав даже половины праздничной программы мистера Леденца.
Мы держались изо всех сил до ухода последнего гостя. Мистер Леденец, мисс Карамель и мисс Сладкая Вата получили расчет и ушли. Люди из журнала упаковали оборудование и тоже ушли. Организаторы праздника скатали белые коврики и драпировку, собрали банки со сладостями и волшебные фонари. Роуз Мэй ушла, качая головой. Вечеринка подошла к концу.
И началось.
Мама подбежала к папе и дала ему звонкую пощечину. Клаудия быстро вывела из комнаты Конфетку и Аса. Для меня у нее рук не осталось. Она окликнула меня на выходе из гостиной, но я сделала вид, будто ее не услышала.
— Не смей бить меня по лицу! Еще раз — и получишь в челюсть.
— А как ты посмел позвать эту дрянь на день рождения Конфетки!
— Лиз моя подруга. Я имею полное право приглашать на день рождения своего ребенка кого захочу!
— А что за ребенок был с ней? Еще одна твоя дочка?
— Что?! Ты совсем сошла с ума? Лиз сама еще ребенок. Она привела племянницу. Бедная девочка еще долго не сможет оправиться после того, как ты наорала на нее. Я сыт по горло твоими припадками ревности, Сюзи!
— А я сыта по горло твоей ложью и твоими подружками. Как меня достали эти вечные тайны, перешептывания, эсэмэски, секретные встречи! Если она тебе так нужна, ну так и вали к ней, чего ждешь-то?
— Отлично, так я и сделаю, — ответил папа.
И он пошел к двери. Я расплакалась и хотела поймать его за руку, но он прошел мимо, даже не взглянув на меня, и захлопнул дверь.
Мама на диване заколотила кулаками по подушке, и по ее красным щекам покатились слезы.
— Мамочка, — я хотела обнять ее, но она вырвалась. — Не плачь, мам. Он вернется, — повторяю я снова и снова.
Я уверена, что он вернется. Может, только наутро, но точно вернется.
Но утром он не приехал, и в воскресенье его тоже нет. И в понедельник. Клаудия сказала, что школу этот факт не отменяет. А мама вообще ничего не сказала. Она не вылезает из кровати и все время плачет.
Я ничего не рассказала в школе. День за днем я надеваю черное — джинсы, футболку, перчатки. Вечером я все стираю и вешаю на сушилку для полотенец в своей ванной. На уроках вообще не могу сосредоточиться. Вместо этого я пишу песни. Больше всего мне нравится «В черном».
Я записала эту песню в школьную тетрадь, а потом выдрала страницу, чтобы дома вложить в фиолетовый блокнотик с бархатной обложкой. Но песня выпала из тетради, когда я выходила из класса на обед, и моя учительница Люси подняла листик. О нет, нет, нет.
Она посмотрела на листок, а потом на меня. В ее взгляде мелькнуло беспокойство:
— Что это, Солнце?
— Ничего, Люси, — с глупым видом ответила я.
— Это ты написала? Оно очень грустное.
Я заметила, как Красотка ткнула Сирению в бок.
— Наша Уродина сочинила стишок! — с удовольствием сообщила она.
— Прочитай вслух, Люси! — с мольбой сказала Сирения.
Люси вытянула мой листик. О нет, пожалуйста, только бы она не читала. Они все будут смеяться надо мной, и я умру!
— Вслух не могу, оно слишком личное, — ответила Люси.
Девчонки еще сильней захихикали:
— Люси имеет в виду, что оно непристойное.
— Вот наша Уродина какая! А думала, что она ругаться не умеет.
— Сходите-ка вы обе пообедать, — сказала Люси.
Учителя в моей школе никогда не дают прямых указаний, но Люси таким строгим тоном дала этот совет, что обе девчонки тут же исчезли. Я тоже хотела уйти, но Люси подозвала меня:
— Солнце, надо поговорить. Сядь поближе.
— Верните мне, пожалуйста, мою песню, — тихо сказала я.
— Да-да, конечно. Так это песня? А как звучит мелодия?
Я пожала плечами, хотя уже давным-давно все придумала. Поется на высоких нотах, ритм отбивается как в религиозных песнопениях.
— Очень хорошие стихи, — сказала Люси.
Я невольно обрадовалась ее словам, хотя вся ситуация очень унизительная.
— Но какие грустные! Неужели тебе так плохо, Солнце?
— Нет, со мной все в порядке, — ответила я.
Но она по-прежнему глядит на меня с беспокойством.
— У тебя в этой школе пока нет друзей, — сказала она нерешительно.
— Мне не нужны друзья, — соврала я. — Мне больше нравится быть одной.
— Но иногда тебе, наверное, очень одиноко. Ты уверяешь, что с тобой все в порядке, но вид у тебя очень грустный. Хочешь, я поговорю с девочками в классе, чтобы они были к тебе повнимательней?
— Только не с Красоткой и Сиренией!
— С ними, конечно же, нет, — согласилась Люси. — Но может, с другими?
— Нет, пожалуйста. Я в порядке, — умоляюще сказала я.