Звездолет с перебитым крылом

Он был другого цвета, но спутать его ни с чем другим я не мог. Тот же косой скос экранов ствола, тот же массивный тыльник, та же рукоять, отлитая из резины и металла одновременно.

Такой же, как выпал из куртки Анны.

Только из рукояти этого торчал толстый силовой кабель, тянущийся к чему-то, по размерам весьма напоминавшему космический ранец. Белый халат пояснил, что пока не удалось справиться с критическим весом аккумулятора и для всего лишь единичной накачки импульса требуется энергоноситель весом в пятьдесят килограммов. Но при снижении веса хотя бы до десяти килограммов и увеличении емкости батарей можно с уверенностью говорить о том, что ручное лучевое оружие создано. Пока же это всего лишь полностью рабочий прототип.

В доказательство белый халат улыбнулся и выстрелил.

Из ствола на секунду вырвался прозрачный зеленый луч. Он уперся в стальной блок толщиной в метр, пробил его насквозь, воткнулся в бетонную стену. Металл вскипел, бетон выгорел и стек на пол яркими багровыми наплывами.

Белый халат воинственно дунул на ствол и сообщил, что скоро его лаборатория решит проблему с энергоносителем и нашей армии на вооружение поступит непревзойденное штурмовое оружие. Что, безусловно, раз и навсегда качнет маятник в нашу сторону.

Я продолжал сидеть и смотреть «Ежедневный Бросок».

Ранний вечер на берегу.

Еще веселое солнце. Анну. Дюшкин хрип и пузыри у него на губах. Марка, заходящего ко мне сбоку и осторожно, незаметно выпускающего в ладонь нож, и едва заметное движение головы Анны — нет. Нет. Не надо.

А потом Дюшка выплюнул воду.

— Жив, — сказал я.

— Мама, — сказал Дюшка.

— Ребра ему сломала, — сказала Анна и улыбнулась.

— А как без этого? — усмехнулся Марк. — Без поломанных ребер и не бывает.

Не бывает. Дюшка простонал.

— Ты мне тоже тогда сломала, помнишь? — Марк окончательно зашел мне за спину.

И я чувствовал. Что он готов, готов выхватить нож из рукава и воткнуть его мне в горло привычным отработанным движением. Что он так делал уже не раз, в чем-чем, в ножах Марк разбирался.

Я стоял смирно, особо не двигался. И старался не удивляться. И не смотрел в сторону лежащего справа от меня оружия.

Анна снова покачала головой.

— А я всегда говорил, что надо плавать учиться, — сказал Марк.

Он обошел меня, наклонился, подобрал бластер и спрятал под свитер.

Дюшка открыл глаза и ойкнул от боли, Анна действительно сломала ему ребра.

«Ежедневный Бросок» продолжался. Рассказывали про старушку, которая зачем-то вырастила дома огромную лягушку и теперь уже не знала, куда ее девать. Рассказывали про земляную дыру в Китае и облачную дыру над Китаем. Про человека из Индонезии, установившего мировой рекорд битья себя по голове ногами в минуту. Про очередную говорящую свинью и про недавно расшифрованные предсказания древних мудрецов, которые вот-вот.

— Ну что? — спросил Марк. — Видел их?

— Кого? — хрипло не понял Дюшка.

— Сначала белый коридор, потом апостол Петр со штангенциркулем.

Марк засмеялся.

— Какой апостол…

Апостол Петр со штангенциркулем. Я запомнил. Я вообще запомнил тот день очень остро.

Я отправился в столовую, выжал себе лимонада, для вкуса добавил апельсин, и мяту, и какую-то прозрачную дрянь со вкусом гуавы.

Тогда…

Тогда Дюшка сел и заплакал. А Анна села с ним рядом, обняла за плечи и гладила по голове.

— Он шутит, — сказала Анна. — Все будет хорошо, поверь мне. Уж я-то знаю.

Марк стал свистеть и с независимым видом бродить вокруг. Дюшка хлюпал, вытирал сопли и ничего не говорил. Анна выгребала из кармана развалившиеся сигареты.

— Все хорошо будет, — говорила она. — Все хорошо.

— Да… — кивал Дюшка. — Хорошо…

Всю обратную дорогу он молчал. Иногда останавливался, приваливался к дереву и дышал, скрежеща зубами, ойкал и хватал себя за бок.

Тяжело ходить со сломанными ребрами. Наверное, все-таки не сломаны, а потресканы, со сломанными он не смог бы толком ходить.

Потом, когда мы вышли на бетонку, Дюшка остановился снова.

— Завтра я с ней все-таки поговорю, — сказал Дюшка. — Сегодня глупо получилось… все глупо получилось, я хотел с ней серьезно поговорить и провалился… Конечно, теперь все по-другому, теперь я полным идиотом выгляжу… Жалким идиотом, который даже плавать не умеет…

Дюшка закашлялся.

Он ничего не заметил. Ни штуки, вывалившейся из куртки, ни ножа в рукаве у Марка. Ни рук Анны. Счастливец.

— Почему я такой дурак?! — спросил Дюшка. — Почему ничего не получается по-нормальному?

— Да не переживай ты так, — попробовал успокоить я. — С любым может случиться. На самом деле завтра пойдем к ним, и ты поговоришь с Анной о своем будущем.

— Я идиот! — снова крикнул Дюшка. — Идиот…

Он пошагал дальше, чуть скособочившись на правую сторону.

— Завтра пойдем, — упрямо говорил Дюшка. — Завтра обязательно… Что за глупость-то такая…

— Вот завтра и посмотрим, — сказал я.

Бумажный журавлик в моем кармане превратился в кашу. Как сигареты Анны.