— Он что, дурак? — спросил у меня Ярослав. — Он ненормальный, зачем он… Сходи сам посмотри, Макс, он себе в голову…
Тридцать семь. Я считал. Тридцать четыре. Обычно быстрее, дежурные ховеры висят на пятнадцати километрах над контрольными секторами.
— Ты вызвал спасателей?! — орал Лютер. — Ты вызвал?!
Двадцать девять. Не хочу я смотреть. Не хочу. Ноги трясутся. Двадцать.
Тучи. Туча натолкнулась на горб земли и расческой прошлась между соснами, забрав пыль, липкий серый прах, и втянулась в небо, оставив на секунду вакуум, в который мгновенно ворвались, влажный воздух и колючее электричество. Небо вдруг сделалось пронзительно, до рези в глазах синим, и синевой полыхнули воздух и капли росы.
Все в этом мире стало синим, и только ее глаза остались золотом. Ее лицо застыло и высохло, и только глаза остались золотом. Живые.
Над нами в зените с грохотом лопались пузыри гиперзвуковых финишей. Воздух дрогнул и мгновенно наполнился прозрачным водяным паром, воздух стал объемным и плотным, и следующим выдохом пар собрался в капли.
Ярослав тупо чесал лоб. Лютер кричал, но я не слышал, что он кричит.
С неба, хозяйски раздвигая сосны, опускались тяжелые оранжевые ховеры Службы Экстренного Спасения. Рявкала сирена.
Июнь продолжается, лето, в нашей части Галактики сумерки. Над лесом идет дождь.