Звездолет с перебитым крылом

— Да какая странная?! — Котов даже по лбу себя стукнул. — Обычная дегтярная яма. Аптеку на Советской знаете? Там шиповник принимают. А еще там делают мазь из дегтя.

— Эта яма была слишком ровной, — сказал я. — И гладкой.

— Хорошо. Пришельцам-то что у нас делать?

— Тоже за Соленым Бором наблюдать, — немедленно ответил Дюшка. — Там как раз занимаются ближним космосом…

— С этим все ясно. — Котов кивнул на Дюшку. — Но вот уж не думал, что ты, Вадим, такая деревенщина. Как увидели незнакомых, кто хоть чуть непохож, так сразу и поплыли…

— Зачем тогда сам пошел? — спросил я. — Ну мы понятно, деревенщина, а ты? Ты такой умный и благоразумный…

— Да мне объектив надо испытать, — тут же отоврался Котов. — Отсылали на ремонт, теперь надо проверить на длинных фокусах.

Мы продвигались вдоль берега по тропке, протоптанной козами. За лугами тропка сузилась, но совсем не исчезла и вела до места, где в Соть впадала Номжа.

Номжа речка небольшая, чуть шире Сендеги и тоже из болот течет, и цвета — как цикорий из банки, черно-красного. Сюда рыбаки часто ходят, через Номжу здесь перекинуты две жерди, по ним и перебрались. А Котов чуть не навернулся.

За устьем Номжи начинался намытый половодьем пляж с красивым сухим деревом, с этого места Котов начал снимать.

— Осторожно дальше надо идти, — напомнил Дюшка. — Они уже тут рядом!

— Они уже тут рядом, смените мне пеленки… — передразнил Котов.

Но мы все равно стали пробираться осторожнее. Берег Соти здесь был волнистый, то задирался, то до самой воды съезжал, шагали от дерева до дерева, Котов высовывался из-за сосен со своим дальнобойным объективом и смотрел в него, иногда фотографировал лес и реку. И, к неудовольствию Дюшки, первым пришельцев заметил он.

— Ага, вижу, — сказал Котов и щелкнул «Зенитом». — Сидят возле костра и… Сидят возле костра.

Анна и ее брат действительно жгли костер и сидели рядом. Недалеко от реки, берег низкий, поросший травкой, почти равномерная круглая поляна. Ничего не готовили, сидели и смотрели в огонь. Слева из кустов торчал угол палатки.

Котов прицелился и щелкнул еще раз.

— И что? — спросил он. — Вот пришли, увидели, что дальше?

— Надо понаблюдать, — предложил Дюшка.

— Давайте лучше познакомимся, — в ответ предложил я. — Сделаем вид, что гуляем…

— Ага, — ухмыльнулся Котов. — С фотоаппаратом и винтовкой.

— Надо занять позицию поудобнее и понаблюдать подольше.

— Да почему не познакомиться? — не понимал я. — Что тут…

Котов снова щелкнул затвором.

— Это глупо, — снова сказал я. — Глупо и некрасиво подсматривать.

— А мы скажем, что мы юннаты. За птицами наблюдали, скажем.

— Исчезли… — прошептал Котов.

— Что? — не понял я.

— Исчезли. — Котов указал пальцем. — Эти… пришельцы…

Я взглянул на поляну. Костер горел, палатка торчала, Анны и ее брата не было.

— Отошли куда-то, — прошептал Дюшка. — К речке за водой…

— Пойдем отсюда, — сказал Котов.

— Зачем? — удивился Дюшка. — Они сейчас вернутся.

— Ты что, не понял? — прошептал Кот. — Они нас заметили. Надо сматываться, пока не поздно.

Котов был умный.

— Как заметили…

— А почему сматываться? — спросил я.

— Как хотите. — Котов стал убирать фотоаппарат в сумку. — Наблюдайте, знакомьтесь, ваше дело…

Лес был негустой, напротив, чистый такой, с воздухом. Деревья — не очень толстые, сосны, спрятаться за такой можно, но это если боком стоять.

Наверное, так они и стояли.

— Можете тут хоть до вечера, а я…

Котов повернулся и сделал несколько шагов. Из-за дерева выступил пацан и преградил ему путь.

— Ой… — шепнул Дюшка.

Как появилась Анна, я не заметил. На границе зрения сдвинулось что-то, я повернулся, а она возникла.

Котов сделал шаг в сторону, а пацан как стоял, так и стоял. Лицо у него было непонятное, никакое выражение, не поймешь, он и на Котова не смотрел, а как бы все вокруг блуждал взглядом, рассеянно так.

— Мы гуляли, — заюлил Дюшка. — Мы ничего не делали…

Он поправил винтовку на плече.

Котов же неожиданно сорвался. Шарахнулся в сторону и побежал. Пацан сделал движение вслед, Анна как-то цыкнула языком, пацан остановился. А она на меня посмотрела.

Не скучный темно-желтый, а золотой.