Оборудовать фаэтонский звездолет для длительного рейса под управлением не фаэтонцев было не так просто. Его помещения не были приспособлены для земных приборов и аппаратов. Немало изобретательности и выдумки пришлось проявить Зайцеву, Романову, Князеву и самому Белопольскому, чтобы установить самые необходимые навигационные приборы, без которых немыслимо было пускаться в многомесячный полет. Хорошо еще, что радиопрожектор не был нужен, - автоматы корабля сами следили за безопасностью пути. Но с телескопом пришлось повозиться. В кладовых "СССР-КС3" нашелся запасной телескоп небольшого размера, и, после долгой и тяжелой работы, он был установлен в помещении рядом с фаэтонским пультом. Оптические приборы безусловно были на звездолете, но никто не знал, где они находятся, как выглядят и, главное, как ими пользоваться. А без визуальных наблюдении лететь к Церере было невозможно. Появилось подобии пульта, при помощи которого Белопольский мог давать точные указания Второву.
Звездоплаватели работали не торопясь, помня, что ошибка неисправима и может привести к катастрофе. Потери времени они не опасались. Оба корабля продолжали лететь в нужном направлении.
Ни Коржевский, ни Второв ничего не сказали по поводу неожиданного назначения лететь на "фаэтонце" к Церере. Им было грустно, что свидание с Землей откладывается, но они знали, что так нужно. А для звездоплавателей слово "нужно" звучало очень убедительно.
Сознавая ответственность, легшую на его плечи, Мельников сам проверил работу, попросив Белопольского вернуться на это время в рубку "СССР-КС3".
И вот отцеплен трос. Экипажи собрались - один в обсерватории, другой в жилом помещении "фаэтонца".
Белопольский, Второв и Коржевский видели товарищей, их же самих нельзя было видеть, но оставшиеся на борту "СССР-КСЗ" не спускали глаз с кольцевого корабля. Один Мельников оставался на пульте.
Словно прилипшие друг к другу, оба корабля продолжали лететь рядом.
Мельников повернул плоскость газового руля, потом включил на самую малую мощность один из двигателей.
"СССР-КС3" медленно отошел от "фаэтонца". Просвет неуклонно увеличивался. Пути звездолетов расходились в стороны.
Несколько минут… и силуэт кольцевого корабля "растаял" в пространстве.
Счастливого пути, товарищи!
КАТАСТРОФА
Да, Мельников был совершенно прав! Вести фаэтонский звездолет оказалось неизмеримо труднее, чем "СССР-КС3". Небольшой телескоп и самодельный пульт - это все, чем мог пользоваться Белопольский, но этого было очень и очень недостаточно. Не хватало электронно-счетной машины, и приходилось полагаться на свои математические знания и опыт. А задача достигнуть Цереры таила в себе огромные трудности.
Константин Евгеньевич хорошо понимал, какими соображениями руководствовался Камов, давая согласие на перевод его, Белопольского, на борт "фаэтонца". Как всегда, Сергей Александрович учитывал все. Во-первых, поведение Белопольского после отлета с Венеры не могло не возмутить его. Оно действительно было непростительно для командира звездолета и только благодаря чудесной технике фаэтонцев не окончилось трагически. Смещение с должности начальника экспедиции и назначение Мельникова на это место было вполне обосновано. Старость? Это не оправдание.
Во-вторых, Камов ясно представлял себе трудности в управлении "фаэтонцем". Можно было не сомневаться, что даже не зная подробностей, он понимал, в чем заключаются трудности, и, естественно, учел глубокие познания Белопольского и его математические способности. Мельников в этом отношении не мог соперничать с ним. Как сказал Борис Николаевич, Белопольскому было "более по плечу" выполнить эту трудную задачу.
Все было стройно, логично и продуманно. Вполне в стиле Камова.
Константин Евгеньевич принял "наказание" с чувством, похожим на облегчение. Он был рад, что возвращение на Землю откладывалось, что ему предоставлена возможность вернуться, хоть отчасти заслужив прощение.
Родина умела прощать, - он это знал!
И все свои знания, все силы своего ума он направил на достижение поставленной цели.
По-прежнему изменять скорость и курс корабля мог один только Второв. Ни Белопольского, ни Коржевского, взятого на "фаэтонец" в качестве врача, фаэтонская техника не хотела слушаться. Только биотоки молодого инженера соответствовали настройке механизмов. Случись с ним несчастье - и Белопольский с Коржевским оказались бы совершенно беспомощными.
Сразу после того, как исчез в пустоте пространства "СССР-КС3", Белопольский попросил Второва попытаться увеличить скорость "фаэтонца" до возможного предела.
Попытка удалась, а ее результат превзошел все самые оптимистические ожидания.
Корабль послушно полетел с ускорением, которое Белопольский определил в двадцать четыре метра в секунду за секунду. Оно продолжалось один час сорок девять и четырнадцать сотых секунды, и снова наступила невесомость. Нетрудно было вычислить, что скорость звездолета достигла ста двадцати километров в секунду.