Он проснулся средь ночи. Что-то на кухне громко трещало. Трудно было дышать, пахло дымом и гарью и горелой пластмассой. Сквозь перегородку он увидел на кухне языки пламени. Горел парашют, растянутый под потолком на кухне вместо абажура для лампочки. Горел кухонный стол и настенные шкафчики с посудой и остатками скудных припасов. Огонь уверенно пожирал кухонную обстановку: мебель, стулья, холодильник, книги, журналы, картины. Мелькнула мысль: "А ведь это пожар".
И ужас всего случившегося полоснул по нервам. Надо было что-то делать: или спасаться самому, или пытаться затушить очаг загорания, пока огонь не перешел на коридор и жилую комнату. Стащив с дивана руками непослушные ноги, которые не слушались с тех пор, как он себя помнил, он попытался встать, но волнение отняло у него последние силы. С трудом, перебравшись на передвижной стульчик, помогая себе руками, одетый только в то, в чем спал, он, задыхаясь от дыма, с трудом добрался до ванной, чтобы набрать воды. Вода шла почему-то из всех кранов только горячая. Набрав в ведро этой горячей воды, он, с трудом передвигаясь на своей табуреточке, волоча непослушные ноги и ведро с водой, двинулся на кухню, где уже вовсю бушевало пламя. Добравшись до кухни, он, едва приподнявшись со стульчика, пытался из ведра плеснуть водой на огонь. Ведро выскользнуло из его рук, обдав его самого кипятком, причинив дополнительные страдания, не погасив огонь ни в малейшей степени. Вот тут в нем вспыхнуло отчаяние. Он бросился звать на помощь соседей. Бросился - это сильно сказано. Все происходило как в замедленной съемке - он тащился по коридору на стульчике, толкаясь руками от пола и стен, двигая свои непослушные ноги впереди. Кое-как выбрался на лестничную площадку. Долго не мог достучаться до соседей, которые мирно спали, ни о чем не подозревая. Потом они долго не могли понять, чего же от них хочет этот беспокойный человек, инвалид на стульчике с колесиками. Потом они почему-то вообще закрыли дверь у Кости перед носом, обругав его пьяной скотиной, которая не дает им спать.
"Так ведь пожар!" - пытался он разбудить их сознание.
А время шло, драгоценное время, когда еще можно было общими усилиями загасить огонь на кухне и не дать ему сожрать всю Костину квартиру. Эх, какая это была квартира! Полки с книгами, довольно редкими, пластинки, магнитофонные ленты, кассеты, печатающая машинка, фотографии, гитара, в общем, все, что за долгие годы собирала эта беспокойная душа, посвятившая себя поэзии, литературе и авторской песне.
Потом приехали пожарные, залили всю квартиру водой, погасили огонь, но тот уже успел сделать свое черное дело. Кухня, коридор, половина комнаты и все, что в них было, превратились в груды горелого мусора. Стекла на окнах лопнули и осыпались, штукатурка от стен отвалилась. Печальное было зрелище.
Когда мы узнали, через три дня о случившемся, приехали после работы вечером к Косте и увидели такую картину: дверь не заперта, но и не открывается, что-то мешало с другой стороны. С трудом нам удалось протиснуться внутрь квартиры. Темно, ничего не видно. Под ногами хрустит битое стекло, и ноги вязнут в мокрой осыпавшейся штукатурке. Не понимая, где мы находимся, на ощупь продвигаемся дальше по коридору. Все вокруг в саже, пахнет горелым. Это был какой-то кошмар.
Где-то в глубине квартиры видим проблески света. Костя лежит на своем излюбленном диване, который чудом не сгорел, одетый в какое-то тряпье, что осталось у него после пожара. Горит свечка, рядом стоит бутылка, какие-то жалкие остатки закуски вроде кильки, и тишина. Костя спит. Свечка горит, мигает пламя, которое колеблется от легкого ветерка, гуляющего по сгоревшей квартире от разбитых окон.