Звезды без глянца

Я могу это сказать, потому что больше не считаю пузырек с лаком для ногтей и ванночку мороженого лучшими друзьями, с которыми можно скоротать вечер пятницы. И если приготовление ветчины по рецепту Найджелы Лоусон — неплохой способ развеяться после целого воскресенья, проведенного за чтением сценария, то выбрасывать ее во вторник, прежде чем она позеленеет, только потому, что ее некому есть, — это уж слишком. Теперь я — самостоятельная девочка и знаю разницу между уединенностью и одиночеством, но чувствую, что стремительно приближаюсь к последнему, и надо срочно принимать меры. Я бы не сказала, что горю желанием познакомиться со Звездами. Я только буду волноваться лишний раз, как бы не пролить красное вино им на брюки или не плюнуть случайно прямо в глаз зернышком поп-корна, прося стакан минеральной воды. Их расположение — далекий берег, и я не намеревалась топить себя в попытке достичь его. Но я надеялась, что Миа пригласит еще парочку менее звездных друзей, которые, может быть, согласятся как-нибудь попить со мной кофе в «Хуз» на Третьей, если все пройдет хорошо.

Преисполненная надежд, я подъехала к дому Скотта и Миа. Одиннадцать — минута в минуту. Я заехала по подъездной аллее и решила скромно припарковаться под деревом. Где-нибудь в незаметном месте, чтобы Скотт не испугался, увидев мою машину. Их дом и вся территория соответствовали стандартам Беверли-Хиллз и были просто совершенными — нигде ни листика, ни камушка не на своем месте. Это был миниатюрный замок, вырисовывавшийся среди пальм с разбрызгивателями, от которых над лужайкой переливались маленькие радуги, среди кустов, кишащих охранниками, готовыми пристрелить тебя в любой момент (как гласила белая табличка на воротах), — были даже розы, обвивающие парадный вход и стены, как в сказке. Я засунула ключи в сумочку, подошла к дубовым дверям под аркой, постучала золотым львом и, замотав саронг как надо, стала ждать.

Я решила, что Миа просила меня приехать пораньше, чтобы помочь ей порезать салат или еще что-нибудь. А может, она хотела посоветоваться, подойдет ли украшение из полыни и не слишком ли бросаются в глаза лимонно-желтые винтажные кружевные салфетки.

— Элизабет, отлично! Заходи. — Миа появилась в джинсах домохозяйки от «Севен джинс», во «вьетнамках» и топе. Волосы, собранные в косы, свисали по плечам, как у школьницы. Короче, она выглядела так, словно наскоро сообразила прическу и напялила на себя первое, что попалось ей на глаза. Но так казалось только на первый взгляд — ее «кэжуал» работал на нее.

— Привет, я немного опоздала? — спросила я. Надо же было хоть что-то сказать — стрелки показывали две минуты двенадцатого.

— Чуть-чуть, но это не страшно. — Она улыбнулась, и я вошла за ней в холл. — Так, теперь я уверена, что ты очень ответственна, но тебе надо знать еще кое-что, прежде чем ты возьмешь ее.

— Ясно, — кивнула я, не представляя, о чем она говорит.

— Идем. — Миа повела меня по прохладному, отделанному панелями из дуба темному холлу, потом вниз по лестнице, на фоне которой, я уверена, происходили некоторые интересные моменты жизни Миа в стиле Скарлетт О’Хара.

— О, как мило! — сказала я, глазея по сторонам, в то же самое время стараясь не попасть под гипноз шизофреничных — пардон, эклектичных — работ Брейгеля, Пикассо и огромного количества будд. Бидермейеровская мебель соседствовала с китайскими колокольчиками и ловушками снов племени навахо, которые она, наверное, купила в магазине на Венис-Бич. Потому что, со всем своим безупречным вкусом, Миа не могла противостоять той особой страсти играть с потусторонней силой в намерении выиграть, которая особенно свойственна калифорнийцам. Немного буддизма и щепотка каббалы. Ублажим индейских духов — а потом обратим внимание и на римско-католические иконы, на всякий случай, а то вдруг кто-нибудь там наверху все-таки за нами наблюдает? Складывалось впечатление, что на небесах намечается вечеринка и ты настойчиво набиваешься в список приглашенных представителем сразу от всех конфессий.

— Так, где же она? — Миа заглянула в приоткрытую дверь кухни. Через секунду она гаркнула: «Анастейша!» — так, что мне даже пришлось вцепиться в перила, как тем няням в истории про Мэри Поппинс, чтобы меня не унесло. — A-а, вот она.

И тут афганская борзая размером с маленького пони, цветом шерсти напоминающая цвет волос Джейн Мэнсфилд, оказалась перед Миа и села у ее ног.

— Ой, да это… «афганец», — сказала я слащавым голосом. Потому что даже если обычно мне удается убедить себя в том, что моя грязная ложь — это проявление дипломатии, с одной стороны, и инструмент выживания — с другой, то, увидев эту собаку, я могла лишь подтвердить очевидный факт: это афганская борзая. С самыми отвратительными светлыми волосами и чудаковатой наружностью из всех, что мне попадались с момента обеда в «Спаго». В этом месте каждый клиент через одного — ну точь-в-точь Анастейша. Которая, может быть, собака очень даже благодушная, но выглядела она наполовину собакой, наполовину же какой-то уличной проституткой. Мне даже стало как-то не по себе.