На футбольном небосклоне Москвы в двадцатых годах зажглись сразу две звезды. Это были Александр Холин из Спортивного клуба Замоскворечья и Валентин Прокофьев, приглашенный из Одессы (родился он в Николаеве). По-моему, это был первый игрок, пожаловавший в Москву с периферии.
Небольшой, очень крепенький Холин еще юношей вызывал удивление содержательной игрой и отлично поставленным ударом. В дальнейшем мастерство его окрепло, и Москва приобрела на редкость стабильного левого крайнего высокого класса. В течение нескольких лет он не знал конкурентов, бессменно выступал за сборную страны.
Но вот появился девятнадцатилетний Валентин Прокофьев. Представьте себе очень хорошо сложенного блондина с изумительным ударом левой, техничного, азартного и настолько быстрого, что при желании он мог бы в то время стать чемпионом страны в спринте. Однако у нового аса оказался очень неуравновешенный характер. То великолепная игра, если он серьезно к ней готовился, то провал. Наш коллектив несколько лет пытался воспитать из Прокофьева надежного игрока, но в конце концов вынужден был отступить. Не перевоспитали его и в московском «Динамо». Прокофьев уехал в Киев, затем побывал в Минске, Смоленске и закончил свою карьеру значительно раньше, чем положено спортсмену.
Москва долго вздыхала по этому одаренному нападающему. Забыли его только с появлением Сергея Ильина, невысокого крепыша из Коломны.
Ильин быстро овладел футбольным искусством. Он отлично бежал, превосходно бил, его техника не знала изъянов, а тактика крепла и совершенствовалась от сезона к сезону.
Восхищенные его игрой 2 января 1936 года на стадионе Парк де Пренс в Париже, зрители каждый самобытный финт и сальто нашего левого крайнего сопровождали криком: «Буль-буль» — так звали тогда лучшего циркового артиста Франции.
Но Сергей элементами акробатики только обогащал свою непревзойденную игру на левом фланге. Он был беззаветно предан футболу и потому удерживал боевую спортивную форму более пятнадцати лет в амплуа, где резвость и темперамент нужны как воздух.
«Край бежит у самой кромки поля, теснимый противником. Он ведет мяч как бы по горной тропе: справа — круча, трущая плечо, отжимающая к краю, слева — обрыв игры, аут. Ильин в совершенстве владеет искусством ведения, гонки мяча по самому краешку поля. Мяч движется в его мелькающих ногах по сложным орбитам, петляет, как бы ждет Ильина, снова уходит вперед, верткий и неуловимый для противника.
Потом, мастерски выведя мяч из лабиринта путаных его ходов, Ильин подводит, как формулу, как итог, мяч для удара с бега и вот — гол!!»
Так не по-футбольному, но ярко писал о Сергее Сергеевиче Лев Кассиль в 1935 году. А ведь к этому сроку Ильин пропел только первый куплет той футбольной песни, которую он создал.
Как никто из крайних нападающих, он умел забить гол, и вместе с тем его передачи могли служить образцом точности и сметки. Вначале у него были грозные соперники в сборной, но затем он так резко пошел в гору, что долгие годы оставался вне конкуренции на левом краю советской дружины.
Последний раз я видел Сергея Сергеевича на футбольном поле в год его шестидесятилетия в составе команды ветеранов московского «Динамо». Он вышел на левый фланг защищать цвета родного клуба под бурные аплодисменты десятков тысяч зрителей. Его невысокая фигура раздалась и погрузнела. Но когда мяч попал ему в ноги, совершилось чудо. Славный ветеран вдруг подобрался и с прежним пылом рванулся вперед. Это была кратковременная, но поразительная вспышка. Те, кто любовался им раньше, узнали, те, кто только слышал, увидали прежнего Сергея Ильина...
В начале тридцатых годов демонстрировали свои способности талантливые крайние нападающие и в других городах Советского Союза.
Одесса восторгалась благородными манерами порывистого и мягкотехничного Михаила Малхасова. Его прозвали Цона. Малхасов играл один сезон в московской «Промкооперации» («Спартак»). Побывал он и в той команде Иванова-Вознесенска, куда был собран одно время весь цвет футбольной Украины. Но одесские болельщики вернули Цону обратно к Черному морю. Михаил ничуть не зазнался. Несмотря на огромную популярность, он оставался всегда таким же скромным, каким впервые я увидел его на Киевском вокзале в Москве.
Нерасторопный посланец нашего клуба не то опоздал к поезду из Одессы, не то просто проглядел Малхасова в толпе приезжих. Только к вечеру я узнал, что гостя не встретили. Тогда в сопровождении болельщиков я устремился на вокзал, Меня удивляло, почему Михаил сам не добрался до стадиона или до моей квартиры.
Я был наслышан о его скромности, но действительность превзошла молву. Вокзал был забит пассажирами. Мы раз-другой проскочили по его большим залам и уж готовы были уйти ни с чем, когда в уголке я увидел умилительную картину: на небольшом чемодане, спиной к стене сидел любимец одесситов, а около него полулежала очаровательная девушка. Она спала, а он старательно следил за тем, чтобы свет не падал ей на глаза.