Звезды Эгера

За обедом доложили, что Антала Надя убило ядром.

Борнемисса вскочил.

— Господин капитан, разрешите ударить по турку! Мне совестно, что мы покинули ворота города, ни разу даже не взмахнув саблей.

Заговорил и Будахази, офицер с закрученными усами:

— Господин капитан, пусть турки увидят, что мы не только ночью, но и днем смеем нападать на них!

Пете тоже выпятил грудь.

— Пусть нас мало, но у нас один бросится на сотню турок.

Глаза Добо повеселели.

— Я не возражаю. Но нет смысла из-за этого бросать обед.

Больше о турках речи не было — Добо заговорил о вылазке только после обеда.

— Нападите на пеших возле храма. Налетайте, пробейтесь через них и тут же скачите обратно. Немедленно! Рубите на всем скаку — кто сколько успеет. Во время вылазки никто не командует, никто не ждет команды старшего офицера — иначе вам не сносить головы. Руби, коли налево-направо и мчись обратно! Разрешаю для вылазки взять сто человек.

Офицеры надели кольчуги, схватили оружие и вскочили на коней. Все солдаты порывались ехать с ними, но Гергей их отстранил.

— Поедут только те, кого я отберу.

Асабы, лагумджи, пиады[81] обедали на лужайке перед церковью. В тот день на обед у них была только похлебка. Все уже съели ее и засунули ложки за пояс. Принялись за хлеб с луком. Иные закусывали дынями, огурцами и разной другой зеленью. Из крепости всю эту картину было отлично видно. Турок отделяли от крепостной стены только речка и городская рыночная площадь. Возле домов, окруживших площадь, собралась орава весело гоготавших янычар. Один ловкач подбрасывал в воздух кончар и вслед за ним дыню. Сперва ловил кончар, а на его острие подхватывал дыню.

Другой янычар принес ему арбуз. О чем-то они поговорили друг с другом — очевидно, побились об заклад, и первый янычар подбросил вверх арбуз, а второй — саблю.

Третий янычар дернул сзади ловкача. Арбуз упал на землю и, к великой радости солдат, разлетелся на куски. Все хохотали, почесывались, уплетали дыни и арбузы.

Крепостные ворота были еще открыты. Крестьяне без устали таскали воду в крепость. Еще вчера они гоняли к речке на водопой и коров и овец, а нынче только коней. Открытые ворота не соблазняли турок навести мост через реку и обрушиться на эти ворота. Получили бы несколько пуль в бок, только и всего. Турки знали, что хотя ворота и открыты, но это разверстая львиная пасть с острыми клыками. Допустим, стали бы они стрелять в крестьян. Что толку? В безоружных стрелять не принято. А если бы и решиться на это, из крепости тоже начали бы стрелять по турецким солдатам, когда они поят в реке верблюдов и лошадей.

Зазевавшись, янычары не заметили, что венгры перестали вдруг поить коней и таскать воду из речки.

Да и как им было заметить! Это длилось всего какие-нибудь две-три минуты. Они даже внимания не обратили, что на стенах появилось больше народу, особенно лучников и стрелков. Но когда поднялся грохот, янычары вздрогнули. Не успели они обернуться, как из крепости бахнули гаубицы и заплевали им глаза гвоздями, пулями и всякими железками. Из крепостных ворот вынеслись длинной цепью всадники. Борнемисса был налегке — в одной тонкой кожаной поддевке. Золтаи угрожающе потрясал кулаками. Пете пришпоривал коня. У Будахази шапка была заломлена набекрень. Фюгеди мчался вместе с самыми отчаянными солдатами. Лихой его чуб развевался.

Вихрем перемахнули они через речку и, не дожидаясь команды, принялись крошить турок.

— Аллах! Аллах!

Перескакивая через турок, венгры мигом очутились на большой, заросшей портулаком площади, куда после полудня падает тень от архиепископского собора.

Сидевшие там турецкие солдаты, озираясь в испуге, кинулись бежать, другие остановились и выхватили сабли.

Мчавшиеся всадники налетели на них. Пришпоренные кони неслись, словно огненные драконы. Тысячи турок бежали, как стадо, вспугнутое волками. Венгры неслись за ними по пятам.

— Бей проклятых дьяволов!

Но из переулка с шумом выскочила подмога: конные акынджи, генюллю[82] и янычары с ружьями и пиками.

Какой-то янычар в белом колпаке направил пику в грудь Гергею, вот-вот скинет его с коня.

Но дважды блеснула сабля Гергея. Первый удар — пика сломана, второй удар — турок упал навзничь.

— Иисус! Иисус! — кричали с башен. — Иисус, помоги!

— Аллах! Аллах! — вопили турки.

Венгры, рассыпавшись по площади, вертелись на конях, сверкали в воздухе сабли. И все же один янычар ранил в грудь коня Михая Хорвата. Конь упал. Хорват соскочил и зарубил янычара, потом другого. Но тут его сабля переломилась. Третьему он уже только стукнул в нос кулаком и бросился бежать через опустевшую площадь прямо к крепости.

Остальные же летели вперед, давя всех на своем пути. Будахази поднял саблю, готовясь нанести страшный удар, но тут янычары, притиснутые к дому, дали залп из ружей. Сабля выпала из рук Будахази, и четверо янычар разом набросились на него с саблями и пиками. На выручку подскочил венгерский витязь в синем ментике. Янычары закололи его.

— Кто это? — спрашивали друг у друга люди, стоявшие на крепостной стене.

— Габор Ороси, — с жалостью сказал Мекчеи.