Добо удивленными глазами смотрел на крестьянского парнишку, который увел от турок коня.
– Отец, – обратился он к Цецеи, – отдайте мальчика мне. Я увезу его к нам, в Верхнюю Венгрию, и воспитаю из него витязя. – Он поднял на руки Гергё. – Сынок, хочешь стать витязем?
– Хочу! – Мальчик улыбнулся, глаза его засверкали.
– Конь у тебя уже есть, от турок мы еще и саблю раздобудем.
– А разве эта лошадь моя?
Солдаты Добо гоняли коня по двору и расхваливали его на все лады.
– Конечно, твоя! Ты же с бою взял ее.
– Твоя! – подтвердил и Цецеи. – Седло и уздечка тоже твои.
– Тогда и деньги наши! – похвалился мальчик.
– Какие деньги?
– А которые в седле.
С коня сняли красивое седло с высокой лукой, обтянутой бархатом. Потрясли его – звенит. Нашли тайничок в луке, и оттуда посыпался золотой дождь.
– Ах, собаки его ешь! – с удивлением восклицал Цецеи. – Где уж мне теперь брать тебя в сыновья, лучше ты меня возьми в отцы… Мамаша, собирай деньги! – крикнул он матери мальчика.
От падающих на землю монет у крестьянки даже в глазах помутилось. Бедняжке казалось, что ей снится сон.
– Это мое? – спросила она, запинаясь и глядя то на Цецеи, то на Добо, то на священника. – Это мое?
– Твое! – кивнул священник. – Господь дал твоему сыну.
Женщина хотела схватиться за фартук, да его не оказалось на ней. Кто-то дал ей свою шапку, и крестьянка дрожащими руками принялась собирать в нее золото.
Сын посмотрел на мать и вдруг сказал:
– Вы, матушка, хорошенько спрячьте, а то завтра они придут.
– Кто придет?
– Турки.
– Турки?
Мальчик кивнул в ответ:
– Я слышал, как турок сказал палачу.
– Палачу?
– Да, цыганскому палачу.
– Сказал, что они придут сюда?
– Да. И отберут сокровища нашего барина. – И он указал на Цецеи.
– Мои сокровища? – Цецеи даже опешил.
Ребенок заморгал глазами.
– Еще они говорили про кованые сундуки – сказали, что их шесть штук.
– Тут дело не шуточное! – молвил Добо. – Пойдемте в дом.
Он взял парнишку за руку и повел с собой.
Мальчика расспрашивали, старались узнать все, что удержалось в его ребячьей головке.
– Говоришь, у него шрам на лице? И он смуглый? А какой шрам?
– Красная борозда от губ до самого уха.
Добо вскочил со стула:
– Морэ!
– Кому же быть другому! Мерзавец хочет удрать, потому и наводит на меня турка.
– А разве он знает сюда дорогу?
– Лет шесть назад нагрянул как-то сюда. Все у меня переворошили, унесли пятьдесят четыре форинта[15], золотой крестик моей жены и семь коров угнали.
Добо сердито зашагал по комнате:
– Отец, сколько у вас людей годятся к бою?
– Человек сорок, если всех принять в расчет.
– Мало. Отсюда до какого города ближе всего? До Печа? Да, но ведь там правит Янош Серечен, а он приверженец короля Яноша и наш враг.
– Бежать надо, бежать! – сказал Цецеи, замотав головой. – Бежать в лес, куда глаза глядят.
– Так ведь вся деревня не побежит! Неужто мы кинем деревню на произвол судьбы из-за стаи каких-то турок? Чтоб им пусто было! Когда надо защищаться от турок, то все мы – венгерцы, чьими бы сторонниками ни были.
Он вышел во двор и гаркнул:
– По коням! – И, уже вскочив в седло, договорил: – Отец, еду к Серечену. А вы тут поработайте до нашего возвращения. Полейте хорошенько все крыши. Пусть крестьяне сгонят сюда свой скот и сами соберутся у вас во дворе. Натаскайте к воротам камни и бочки, устройте заграждения. Женщины тоже пусть вооружаются косами, кирками, вилами. Я вернусь через два часа.
Добо кинул взгляд на светлеющее небо и умчался вместе со своими витязями.
Небольшая усадьба Цецеи была обнесена каменной стеной в человеческий рост, но стена, увы, сильно обветшала.
Еще до обеда вся деревня перебралась во двор барской усадьбы. Между узлами и грудами домашнего скарба сновали козы и свиньи, ковыляли утки, бегали куры и гоготали гуси. Возле сарая кто-то точил сабли, ножи и косы. Священник привязал себе к поясу широкую ржавую саблю, посреди двора выхватил ее из ножен, помахал ею и, довольный, сунул обратно в ножны.
Перед кухней несколько женщин варили еду в горшках и котлах.
На чердаке у Цецеи валялось штук шесть изгрызенных мышами луков со стрелами. Он роздал их старикам, которые сражались вместе с ним в войсках Дожи.
Добо вернулся к полудню. Он привел с собой только тридцать солдат-наемников, но и их крестьяне встретили с ликованием.
Добо обошел двор. Кое-где приказал поставить помосты, приступки и навалить камней. Одну половину ворот велел заложить. Затем призвал к себе весь вооруженный народ – пятьдесят один человек – и распределил их по разным участкам стены. Сам же вместе с десятью лучшими стрелками занял место возле ворот на помостах, составленных из бочек.
К обеим околицам деревни Добо отрядил двух трубачей. Они должны были возвестить о приближении неприятеля.
Ждать до вечера не пришлось.
В три часа дня у восточной околицы деревни раздался звук трубы, и несколько минут спустя послышался топот скакавших к усадьбе трубачей.
Цецеи оглянулся:
– Все на месте?