Звезды Эгера. Т. 1

Все засмеялись: и слуги, и оруженосцы, и невольники.

Господин Балинт кинул щит, железную перчатку и слез с коня, чтобы оруженосцы освободили его от остальных доспехов.

«Попугай» поднялся с трудом.

– Господин! – обратил он к Балинту Тёрёку окровавленное лицо и заплакал. – Отпусти меня домой. Жена и сиротка-сын два года ждут меня.

– А почему же тебе дома не сиделось, басурман? – досадливо спросил Балинт Тёрёк.

Он всегда сердился, когда невольники просились на свободу.

– Господин… – плакал турок, ломая руки. – Сжалься надо мной. У меня красивый черноглазый сын. Два года не видел я его. – Он на коленях подполз к Балинту Тёрёку и бросился ему в ноги. – Господин, сжалься!

Балинт Тёрёк утирал лицо платком. Пот струился с него градом.

– И вам, мерзавцам, и вашему султану – всем бы сидеть у меня на цепи, – сказал он, с трудом переводя дыхание. – Убийцы, грабители, негодяи! Не люди вы, а бестии!

И он прошел мимо.

Турок схватил горсть песку и, кинув вслед Балинту Тёрёку, крикнул:

– Да покарает тебя Аллах, жестокосердый гяур! Чтоб тебе в кандалах поседеть! Чтоб ты сдох да вдову и сирот оставил! Прежде чем душа твоя попадет в ад, пусть Аллах научит тебя втрое горше плакать, чем плачу я!

Он выкрикивал проклятия; слезы лились у него из глаз и, стекая по израненному лицу, смешивались с кровью.

От ярости у него даже пена выступила на губах. Слуги потащили его к колодцу и окатили водой из ведра.

Балинт Тёрёк привык к подобным сценам. Они вызывали в нем только гнев, и ни мольбами, ни проклятиями нельзя было заставить его развязать узы неволи и отпустить раба.

Ведь, в конце концов, невольник всегда и везде молит о свободе; разве что один молча, а другой вслух. Балинт Тёрёк с детства слышал эти мольбы. В его время рабов причисляли к прочему имуществу. Иных выкупали за деньги, других обменивали на венгерцев, попавших в плен. Так неужто же просто так, во имя Бога, отпустить невольника!

Балинт Тёрёк подставил спину и вытянул руки, чтобы ему почистили кафтан щеткой. Затем, красный от досады, подкручивая усы, он подошел к священнику.

– Добро пожаловать, дорогой гость, милости просим! – сказал он, протянув руку. – Слышал, что тебя, точно рака, обварили кипятком. Ничего, новая кожа нарастет.

– Ваша милость, – ответил священник, держа шапку в руке, – что меня обварили – это бы еще с полбеды. Хуже, что вырезали мою паству. И мать, бедняжку, убили.

– Чтоб вас турецкие псы загрызли! – проворчал Балинт, обернувшись к туркам. – Скажите пожалуйста, один проклинает за то, что я не отпускаю его на волю, другой учит правилам рыцарства. Я выхожу на поединок с саблей, а он не хуже заплечных дел мастера – с палашом. И называет это рыцарским турниром! А когда я стаскиваю его с коня, он еще нос задирает. Чтоб вас псы и вороны заели!

Тёрёк сердито дернул кожаный пояс и в гневе стал похож на того медведя, который красовался у него в гербе на воротах крепости.

Затем он бросил взгляд на мальчика и, улыбнувшись, удивленно спросил:

– Это он и есть?

– Слезай живей! – прикрикнул священник на Гергё. – Сними шапку.

Босой мальчонка с саблей на боку лег животом на спину коня и, соскользнув на землю, остановился перед Балинтом.

– Этого коня ты раздобыл? – спросил господин Балинт.

– Этого! – гордо ответил ребенок.

Балинт Тёрёк взял его за руку и так быстро повел к жене, что священник едва поспевал за ними.

Жена Тёрёка – маленькая, белолицая, русоволосая женщина с двойным подбородком – сидела в саду внутреннего двора крепости, возле мельничного жёрнова, который служил столом. Она завязывала горшки и крынки с вареньем. Вместе с ней трудился и приходский священник в опрятной сутане и с очень белыми руками. Поблизости играли два мальчугана. Одному из них было пять лет, другому – три года.

– Ката, душенька, погляди-ка! – крикнул Балинт Тёрёк. – Вот этот щеночек – оруженосец нашего Добо!

Гергё поцеловал руку хозяйке.

Маленькая голубоглазая женщина взглянула на мальчика с улыбкой, потом нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Этот малыш? Да ведь он еще сосунок! – воскликнул приходский священник в изумлении.

– Да, но только турецкую кровь сосет, – ответил хозяин крепости.

– Солдатик, хочешь есть? – спросила женщина.

– Хочу, – ответил Гергё. – Но сперва мне хотелось бы пойти к моему господину Добо.

– Нет, сынок, к нему никак нельзя, – ответил Балинт помрачнев. – Твой господин в постели. – И он обернулся к отцу Габору: – Ты не знаешь еще? Добо ринулся с пятьюдесятью солдатами на двести турок. И один турок вонзил ему в бедро пику, да с такой силой, что пригвоздил его к луке седла.

Гергё следил за разговором, широко раскрыв глаза. Как обидно, что в сражении его не было рядом с Добо! Вот уж он огрел бы этого турка!

– Ступай играть с баричами, – сказал приходский священник.

Черноволосые ребятишки высунулись из-за материнской юбки и во все глаза смотрели на Гергё.

– Что вы испугались? – сказала им мать. – Это же венгерский мальчик, он любит вас.

И она объяснила Гергё:

– Это старший – Янчи. А младший – Фери.

– Пойдемте, – приветливо сказал им Гергё. – Я покажу вам мою саблю.

Трое ребят очень скоро подружились.