Звезды Эгера. Т. 1

Два горшка на всю деревню!

После обеда священник осмотрел свой сад.

– Пчел моих не тронули? Пойдем посмотрим, Гергё.

Он повел мальчика на пчельник, где стояла беседка, напоминавшая часовенку. Турки сорвали с нее дверцу, но, увидав в беседке только скамейку, маленький очаг, столик, – вернее, доски положенные на козлы, – да какие-то высокие бутыли, не тронули ничего.

Бутыли предназначались для химических опытов. Священник глазам своим не верил, что они целы.

В садовую калитку вошла женщина. Она несла в переднике мертвого годовалого ребенка. Лицо ее было красно от слез.

– Яношка мой… – промолвила она и зарыдала.

– Мы похороним его, – сказал священник.

Гергё надел шапку, поднял крест и пошел впереди.

– Спрятала я его, – рассказывала женщина плача, – спрятала с испугу в яму для пшеницы, сунула в подушки. Тогда как раз убивали Янчи по соседству. Я подумала – заплачет мой сыночек, и меня найдут. Схоронилась за курятником. Но меня нашли, погнались за мной, и я убежала. Хотела вернуться к ночи, да мы повстречали других басурман. Они обшарили все камыши. Бог его знает, кого увели, кого убили… Когда я вернулась, Яношку своего нашла уже мертвым. О Боже, Боже! За что ты отнял у меня сына?

– Не спрашивай Бога, – строго сказал священник. – Господь знает, что творит, а ты не знаешь.

– Да зачем же он народился, коли пришлось ему помереть такой смертью!

– Мы не ведаем, для чего родимся, и не ведаем, зачем помираем. Не говори больше о Боге.

Он выкопал могилку. Гергё подсоблял ему, роя землю мотыгой.

Мать сняла с себя фартук, завернула в него ребенка и положила в могилу.

– Подождите… – говорила она, задыхаясь от рыданий, – погодите немного…

Она нарвала цветов, травы и, осыпая ими свое мертвое дитя, плакала и причитала:

– Ой, зачем должна я предать тебя землице? Не обнимешь ты меня больше рученьками своими… Никогда не скажешь мне: маменька родимая… Ой, увяли алые розочки на щечках твоих! Ой, не поглажу я больше белокурые твои волосики!.. – И она обернулась к священнику: – А глазки-то какие красивые были у него! Черные глазенки! И смотрел-то он на меня ласково как… Ой, душенька моя, не взглянешь ты больше на меня глазками своими!..

Священник забросал могилу землей, насыпал холмик и выровнял его лопатой. Потом сорвал на краю кладбища ветку бузины, похожую на крест, и воткнул ее в холмик в изголовье.

– Ой Господи, и зачем ты отнял у меня дитя родное! – причитала мать. – Зачем только тебе он понадобился!

И она упала на могильный холм.

– Затем, что Бог лучше доглядит за ним, чем ты, – сказал священник почти с досадой.

Он стряхнул с мотыги прилипшую землю, перекинул ее через плечо и заговорил уже мягче:

– Иные уходят на небо раньше и ждут тех, у кого есть еще дела на земле. Иногда ребенок уходит раньше, иногда родители. Но Творец определяет так, чтоб каждого улетающего в надзвездный мир кто-нибудь да поджидал там. Пойдем!

Но мать осталась у могилки.

18

На другой день они сели на коней и направились к югу, в Сигетвар.

Стоял теплый безоблачный день. В разоренных селах повсюду хоронили мертвых и крыли соломой хижины. В иных селениях так же, как и в деревне отца Габора, бродили только двое-трое стариков и старух. Весь народ угнали турки.

Когда доехали до сигетварских камышей, священник поднял голову и сказал:

– Сам хозяин дома.

Гергё понял, что речь идет о Балинте Тёрёке.

– Откуда вы знаете? – спросил он удивленно.

– А ты разве не видишь флаг?

– Где? На башне?

– Да.

– Красный с синим?

– Да. Это его цвета. Стало быть, он дома.

Они забрались в заросли тростника и поехали рядом. Перед ними блеснула речка Алмаш, разлившаяся в большое озеро. В зеркало воды гордо гляделась башня, выступавшая над темной крепостной стеной. На воде белели большие стаи гусей.

Священник снова заговорил:

– Мальчик, а не думаешь ли ты, что Добо вступил в бой с очень неравными силами? Он мог там и голову сложить.

– В бою?

– Да.

Нет, Гергё этого не думал, он считал Добо непобедимым. И напади Добо даже один на всю турецкую рать, Гергё бы не удивился.

– Если он погиб, – сказал священник, – я усыновлю тебя.

Он погнал коня на первый деревянный мост, который вел в наружный двор крепости. Мост стоял на высоких сваях. На воде под мостом плавали стаи уток и гусей. Священник и мальчик медленно, шажком пересекли «новый город», потом въехали по маленькому деревянному мостику в «старый город». Перед церковью с двумя башенками сидели три торговки и продавали черешню. Одна из них как раз насыпала ягоды в фартук босой девчонке. Двери церкви обивали железом.

Затем последовал еще один мост – длинный и широкий, из крепких балок. Вода блестела где-то глубоко под ним.

– Сейчас въедем во внутренний двор крепости, – сказал священник. – Пора уж.

И он старательно вытер лицо носовым платком.