Звезды Эгера

— Ну, — сказал Гергей, пошарив в кармане, — вот тебе в задаток динар. До Эгера доедешь на моем запасном коне, а там как первый конь окривеет, мы его сразу отдадим тебе. И сапоги получишь, но только когда турок прогоним.

Цыган весело вскочил на лошадь и забарабанил по ее бокам голыми пятками.

Из табора понеслись крики — цыгане желали ему счастья. Шаркези крикнул в ответ что-то по-цыгански, потом сдвинул шапку набекрень и, выпятив грудь, гордо поехал рядом с Гергеем.

— Эх, и высоко же занес меня Дэвла!

3

Через несколько часов бактайская дорога круто пошла в гору, и средь лесистых холмов выросли огромные, крытые зеленой черепицей башни Эгерской крепости. На башнях — национальные флаги и красно-синие стяги города. Крепость опоясывали могучие белые стены.

Что за красавица крепость! Вокруг нее одетые в багрянец и золото виноградники и леса. А за нею поодаль синеет высокая гора, в шесть раз выше горы Геллерт.

Гергей снял шапку и обернулся к своему отряду.

— Ребята, смотрите туда! Сейчас и сам господь с неба любуется крепостью!

И, пришпорив коня, он поскакал вперед.

Цыган размышлял мгновение: остаться ему во главе отряда или помчаться вслед за своим лейтенантом. Смекнув, что солдаты будут смеяться, если он вдруг поведет отряд, Шаркези хлопнул ладонью коня по крупу и принялся колотить его пятками.

— Вперед, гнедой, вперед!

Конь поскакал, высоко подкидывая цыгана, но Шаркези каждый раз ловко падал обратно в седло — видно, не зря он барышничал в подспорье к своему ремеслу кузнеца.

На дороге клубилась нагретая солнцем пыль, поднятая беженцами. Женщины, старики и дети ехали на возах или, подгоняя коров, плелись рядом с телегами, груженными всяким скарбом и живностью. Кое-где на возах даже хрюкали свиньи.

Турок свинину не ест, но кто знает, когда они сами вернутся домой! Рядом с одной телегой шла девочка в красных сапожках и несла клетку с синицей; какая-то женщина тащила за спиной в бадье целый куст цветущих роз. Уйма возов, уйма всякого скарба. Да, многие уже никогда не вернутся сюда. Особенно из числа тех, кто в долине пойдет к Пестрым воротам и оттуда свернет к Фелнемету. Батраки и вдовы останутся жить в Верхней Венгрии, где турецкий конь еще не ступал копытом. Большая часть беженцев стремилась в Путнок и Кашшу.

Но Гергею было уже не до них. Через четверть часа он въехал в Бактайские ворота (западный проход в городской стене), изредка поглядывая на крепостные вышки, проскакал по рынку мимо архиепископской однобашенной церкви и поехал вверх, к воротам крепости.

Стена здесь была ярко-белая, новая — казалось, от нее еще пахло известкой.

Мост был спущен. Гергей птицей влетел в крепость, разыскивая глазами капитана.

На рыночной площади крепости стояло несколько сотен солдат, а перед ними — высокий, худощавый и статный человек в лиловом бархатном ментике. У пояса у него была сабля с широким клинком, на ногах высокие красные сапоги, в руке он держал красную бархатную шапку с орлиным пером. Гергей узнал в нем Добо. Рядом с ним вытянулся загорелый белокурый оруженосец, сжимая в руке древки двух знамен: национального и красно-синего знамени Эгера. По другую сторону Добо стоял широкоплечий старик священник — отец Балинт — в белом стихаре и с серебряным распятием в руке. Седовласый, с длинной бородой, он был похож на библейского пророка.

В крепости как раз приводили солдат к присяге. Добо произнес заключительные слова своей речи, потом, надев шапку, повернулся и посмотрел на прискакавшего всадника.

Гергей спрыгнул с коня и, блестя глазами, отдал салют саблей.

— Господин капитан, честь имею доложить, что я прибыл.

Добо смотрел на него во все глаза. Пригладив свою круглую седеющую бороду и длинные развевающиеся усы, он окинул его изумленным взглядом.

— Не узнаете меня, господин капитан? Восемь лет не видались. Я самый преданный солдат вашей милости: Гергей Борнемисса.

— Гергей, сын мой! — воскликнул Добо, раскрыв объятия. — Так я и знал, что ты меня не покинешь!

Глаза его светились радостью. Он обнял и расцеловал Гергея.

— Ты, что ж, один приехал?

В тот же миг на гарцующем жеребце выехал на площадь Шаркези. Конь подкидывал босого, оборванного цыгана на полсажени.

Солдаты засмеялись.

Улыбнулся и Добо.

— Это все твое войско?

Гергей рассмеялся.

— Нет, это только мой оружейник. Надеюсь, я правильно поступил, что привез его сюда?

— Здесь, сын мой, каждый человек на вес золота.

Цыган бросился целовать капитану руку — Добо отдернул ее.

Да разве Шаркези уймешь! Он поцеловал капитану голенища сапог.

— Так сколько же вас прибыло? — беспокойно расспрашивал Добо.

— Немного, — смущенно ответил Гергей. — Мне дали всего лишь двести пятьдесят солдат.

У Добо заблестели глаза.

— Двести пятьдесят? Сын мой, если бы ко мне отовсюду присылали по двести солдат, я встретил бы турка на Макларском поле.

— Так что ж, разве не придет подмога?