— И по этой причине, — продолжал посол, не сводя с королевы совиных глаз, — могущественный падишах просит твое величество соизволить посадить в коляску его величество короля вместе с нянькой и отпустить к нему в сопровождении подобающей свиты.
И он подчеркнул слова «подобающей свиты». Тогда этого никто не понял. Все стало понятно только на другой день.
Королева побелела как полотно и откинулась на спинку трона, чтобы не упасть без чувств.
По залу прошел гул ужаса.
Гергей похолодел.
— Что он сказал? — шепотом спросил Мекчеи.
— Я не разобрал, — ответил Золтаи и обратился к Гергею: — А ты понял? Ты, наверно, лучше нашего знаешь латынь.
— Я понял, — ответил Гергей, — и тебе скажу.
Но прежде чем он успел вымолвить хоть слово, опять послышался голос посла.
— Тревожиться нет оснований. Могущественный падишах страшен только для врагов, а для добрых друзей и он добрый друг. А впрочем, всемилостивейшая королева, он и сам приехал бы засвидетельствовать свое почтение и доброжелательство, но законы нашей веры это воспрещают.
И он прервал свою речь, ожидая ответа монаха или королевы. Но никто не ответил ни слова.
— Далее, — продолжал турок, снова устремив на королеву совиный взгляд, — мой владыка и повелитель желает, чтобы его величество короля Яноша Жигмонда сопровождали все господа, отличившиеся в защите Буды. Он желает познакомиться с героями Венгрии, ибо всех их считает и своими героями.
Не получив и на сей раз ответа, он поклонился и сказал:
— Я передал поручение могущественного падишаха и жду твоего милостивого ответа.
— Мы дадим его в три часа пополудни, — ответил вместо королевы монах Дердь. — Его величество падишах будет доволен нашим ответом.
Королева встала, кивнула Балинту Тереку и, когда тот подошел к трону, оперлась на его руку. Видно было, что она едва держится на ногах.
16
Али-ага обошел дома всех именитых вельмож. Он побывал у Фратера Дердя, Балинта Терека, Петера Петровича, который был не только родичем, но и опекуном маленького короля. Затем пошел к Вербеци, Орбану Батяни и Яношу Подманицки.
Всем он преподнес дорогие кафтаны и, как водится, сопровождал дары медовыми речами.
Самый роскошный кафтан достался Балинту Тереку. Все кафтаны были цвета фиалки, на оранжевой шелковой подкладке. Только кафтан Балинта был цвета подсолнуха и подбит кипенно-белым шелком. Золототканый пояс был тончайшей выделки — верно, искусник, соткавший его, состарился за работой. От ворота до пояса сверкали усыпанные алмазами золотые пуговицы.
Когда домочадцы собрались подивиться подарку, Балинт Терек с улыбкой покачал головой и бросил:
— На одеяло пригодится! — И лицо его стало серьезным. — Собирайтесь! После обеда отправляемся домой.
В три часа он вновь пошел во дворец. Вельможи уже ждали его в библиотечной палате.
— Королева не соглашается, — с тревогой сообщил монах Дердь. — Прошу тебя, поговори с ней.
Балинт Терек, передернув плечами, сказал:
— Я пришел попрощаться.
Вельможи были ошеломлены.
— Что тебе вздумалось?
— Я чую грозу и хочу вернуться в свою берлогу.
— Ты играешь судьбой страны! — пробурчал Вербеци.
— Разве она зависит от меня?
Монах Дердь наморщил лоб и сказал:
— Нельзя навлекать гнев султана.
— Что ж, ради его веселья голову свою прикажешь отдать?
— Совсем помешался! — Вербеци сердито повел плечами. — Разве не тебе прислал он самый красивый кафтан! Не тебя обнимал он ласковее всех?
Балинт Терек оперся о подставку большого голубого глобуса и, задумчиво кивая головой, проговорил:
— Умный птицелов умильней всех свистит той птичке, которую пуще всех хочет заманить в клетку.
Придверник распахнул двери в знак того, что королева ждет господ.
В покоях королевы завязался долгий и мучительный спор. Королева боялась за своего ребенка. Вельможи утверждали, что если она не уступит просьбе султана, то поставит на карту судьбу всей страны.
— А ты ничего не скажешь? — обратилась королева к Балинту Тереку, который мрачно молчал, стоя у стены.
Балинт вздрогнул, точно пробудившись от сна.
— Я, ваше величество, пришел только попрощаться.
— Попрощаться? — с горестным удивлением воскликнула королева.
— Я должен сегодня же ехать домой. Там произошли такие дела, что мне нельзя задерживаться ни минуты.
Королева поникла, в волнении ломая руки.
— Погоди. Если тебе нездоровится, садись. Скажи, как нам поступить?
Балинт Терек пожал плечами.
— Я не доверяю турку. Для турка христианин — все равно что пес. Нельзя давать в руки султана королевское чадо. Скажите, что ребенок болен.
Вербеци проворчал:
— Что ж, он ответит: «Подожду, пока поправится». И долгие недели будет сидеть на нашей шее. Придется кормить и войско и коней.
Монах сердито топнул ногой.
— Подумай о стране! Султан стоит здесь с огромной ратью. Мы сами позвали его. Он был другом усопшего короля, и выполнить желание султана необходимо. Кто поручится, что он не разгневается, заметив наше недоверие? И тогда он назовет его величество не сыном, а рабом своим.
Королева прижала руки к вискам и откинулась на спинку кресла.