Звезды Эгера

— Разве Цецеи не пригласил тебя? Главное, чтобы ты встретился с ней и узнал, по сердцу ли ей Фюрьеш. Но этого не может быть! Не может быть! Нет, нет!

— Хорошо, я поеду во дворец и остановлюсь там с Мати, если, конечно, меня примут.

— Скажешь, что тебя пригласил Цецеи. Ведь ты как-никак спас жизнь старику.

— Спас-то, конечно, спас. Впрочем, какую бы мину он ни скорчил, увидев меня, я все-таки остановлюсь во дворце и переговорю с его дочкой. Удастся — так еще нынче поговорю, а нет — поговорю завтра. А не мог бы и ты поехать со мной? Под видом слуги, что ли?

— Нет. Если Эва скажет, что ее выдают насильно, лучше, чтобы меня там не видели… А потом…

— Потом-то уж я надаю оплеух Фюрьешу!

— Ничего не предпринимай, пока не переговоришь с Эвой. А тогда немедленно скачи обратно, и мы посмотрим…

Румынка постелила Гергею мягкую постель, предложила целебное снадобье и мокрый платок на голову. Но больной не лег, не выпил цветочного отвара, не обмотал себе голову мокрым платком. Потрясая кулаками, шагал он взад и вперед по душной комнатке.

Мекчеи возвратился к утру. Гергей сидел за столом. Перед ним горел ночник. Юноша дремал, склонив голову на руки.

— Почему ты не лег?

— Я думал, мне не заснуть.

— С девушкой я поговорил. Ты верно угадал — не по любви выходит она за Фюрьеша.

Гергей вздрогнул, будто его с ног до головы окатили водой. В глазах его вновь вспыхнуло пламя жизни.

— Ты сказал, что я здесь?

— Сказал. Она тут же хотела примчаться к тебе, но я удержал ее.

— Почему ты ее удержал? — вспыхнув, воскликнул Гергей.

— Ну, ну, ну! Ты еще вместо благодарности бросишься на меня!

— Не сердись. Я точно на иголках сижу.

— А я не пустил ее к тебе потому, что вслед за ней нагрянет весь двор. О ней пошла бы дурная слава, а мы нажили бы себе беду.

— Что ж ты сказал ей?

— Что я осрамлю Фюрьеша, а она пусть вернет ему кольцо.

Гергей слушал, глаза его горели.

— А она что ответила?

— Что королева принудила ее стать невестой Фюрьеша. И родители тоже заставляли. Все ясно: королева на старости лет решила в скучные зимние дни развлекаться свадьбами. А Фюрьеш тут как тут. Девушка же, как видно, готова даже сердце свое положить на тарелку и преподнести королеве, лишь бы ей угодить.

— Но зачем ей преподносить? Ах, она все-таки забыла, забыла меня!

— Да нет же, не забыла! Это я в шутку болтаю. Откуда мне знать, как все было на самом деле!

— А что она сказала? Сказала прямо, что не любит Фюрьеша?

— Сказала.

— И что хочет поговорить со мной?

— Обязательно. Я ответил ей, что вечером приведу тебя.

Гергей кружился по комнате, точно пьяный. Потом снова поник и как подкошенный рухнул на шаткий соломенный стул.

— А какой толк, если мы выбьем Фюрьеша из седла? Все равно ее не отдадут за меня. Кто я такой? Никто. Нет у меня ни матери, ни отца, ни кола ни двора. Правда, Тереки воспитывали меня, как сына. Но все же я не их сын. Разве я посмею обратиться к ним с такой просьбой? А тем более сейчас, когда их гнездо разорено.

Скрестив руки, Мекчеи стал спиной к окну.

— Не пойму, что именно ты хочешь сказать, но вижу: ты рехнулся малость. Ведь в конце концов для женитьбы нужен не отец, не мать, а какое-нибудь пристанище. Да будет тебе известно, что у меня есть домишко в Земплене. Он стоит пустой. Можешь жить в нем хоть десять лет.

— Но ведь не единым словом сыт человек!

— А ты разве не ученый? Да ты ученей любого попа! Ведь, по нынешним временам, хороших дьяков днем с огнем ищут.

Гергей оживился.

— Спасибо, Пишта!

— Сейчас самое главное, чтобы Эва не вышла замуж за Фюрьеша. Ты поедешь со мной в лагерь, и, глядишь, года не пройдет, как тебе положат такое жалованье, что ты прокормишь жену. А до тех пор Эва будет жить у моей тетки.

Гергей торопливо накинул плащ, нахлобучил шапку, привязал саблю.

— Пишта, благослови тебя небо! Ты мой ангел-хранитель! Я сейчас же пойду к ее отцу и матери. Скажу им, что они поступают не по-божески. Скажу им, что…

Мекчеи с такой силой усадил его на плетеный стул, что стул затрещал.

— К чертям в пекло ты пойдешь! Да они тебя в курятник запрут на все время свадьбы. Чтобы ты и нос не показывал, слышишь?

Мимо окон промчались три всадника — это прибывали гости из Коложвара.

Когда на долину спустилась вечерняя мгла, Гергей вместе с Мекчеи ехал верхом во дворец.

Никто даже не спросил, кто они такие. Дворец кишел гостями. Окна были освещены. Во дворе горели факелы, а в коридорах — восковые свечи. Господа, дамы, слуги, служанки — все торопились, бегали, суетились, важничали. У Гергея защемило сердце: такая тьма людей, удастся ли ему поговорить со своей нареченной! Ведь ее ни на миг не оставляют одну. А он тут незваный гость. Никто его не знает, кроме жениха.

— Пойдем на задний двор, — предложил Мекчеи.

Они очутились позади дворца. Там было еще светлей: кухонные слуги в кожаных фартуках вращали на саженных железных вертелах воловьи туши. А на кухне хлопотали повара в белых фартуках.

— Подожди здесь, — сказал Мекчеи. — Я как-нибудь проберусь в покои придворных. Узнаю у Эвы, где вам можно встретиться.