Звезды Эгера

Прежде всего бей выкупался в Дунае, затем приказал зарезать на ужин каплуна и, когда солнце закатилось, сел перед своим шатром. С тех пор как он покинул Еди-кулу, толщины у него заметно поубавилось.

На поле еще белело неисчислимое множество конских костей. За ужином солдаты ели, поставив деревянное блюдо на конский череп. Все были веселы.

Бея окружили пятнадцать офицеров. Они отдавали ему дневной рапорт. Закончив доклад, каждый ага усаживался перед беем на циновке. В Мохаче обычно весь офицерский состав ужинал вместе, и даже недруги забывали тут свои распри.

В тот вечер к бею прибыла конная почта. Она везла султану сообщение о том, что Вышеград уже в руках турок. Вышеградом овладели без боя — просто разрушили водопровод крепости и взяли ее измором. Гарнизон ожидал помощи от Фердинанда, но в таких делах этот венгерский король-чужеземец предпочитал полагаться на бога: авось да убережет господь его крепости! И вот Амаде сдал ключи от крепости, поставив только одно условие: чтобы ему позволили вывести из нее войско. Будайский паша поклялся, что не тронет ни одного человека. Но, видно, клятву он дал за себя одного. Как только венгры сложили оружие на крепостном плацу и, безоружные, вышли за ворота, турки бросились на них и всех изрубили.

— Ну что ж, раз Вышеград взят, мы передохнем здесь денечка два, — заявил обрадованный Вели-бей. — Нынче выспимся, завтра повеселимся, а послезавтра двинемся на крепость Ноград.

После Вышеграда было намечено взять Ноград.

Турецкие гонцы продолжали свой путь к Константинополю. Солдаты Вели-бея завалились спать.

На следующий день в обед бей дал своим офицерам приказ:

— Вечером вы все ужинаете у меня. Есть вино, и отменное! Итальянцы нам споют.

Бей был веселый человек. Любил и поесть и выпить. Кстати сказать, стоило любому турку вступить на венгерскую землю — он-всегда забывал, что пророк Мохамед запрещает пить.

— Какой-то солдат желает сделать тебе тайное донесение. Угодно ли тебе выслушать его? — спросил один ага.

— Пусть подойдет, — весело ответил бей.

Вперед выступил низкорослый силяхтар с лисьими глазками. Одежда на нем была, как и на всех, рваная. Тюрбан едва ли больше носового платка. Он усердно кланялся Вели-бею.

— Дозволь твоему верному слуге донести тебе об итальянцах.

— Слушаю, — ответил бей.

— Эти итальянцы уже давно подозрительны мне, праху твоих ног. Первое подозрение возникло у меня, когда я увидел, что один из них бумажками чистит сабли своих товарищей.

— Осел! — махнул рукой бей. — Ты же знаешь, что они гяуры. Мы подбираем всякую бумажку, думая, что на какой-нибудь из них окажется имя аллаха, но эти свиньи не знают аллаха, они темные люди и глупее зверей.

Силяхтар не уходил.

— Второе подозрение возникло у меня возле Софии. Вспомни, милостивый бей, как мы встретили обоз с воинской добычей. Одна телега, опрокинувшись, лежала на обочине дороги.

— Помню.

— Клетка с цыплятами разбилась, и цыплята разбежались. Какая-то старуха звала их: «Полати, полати!» Ни куры, ни цыплята не послушались. Старуха была гречанка. Тогда ей захотел помочь один турок и закричал: «Гак, гак, гак!» Куры хоть бы что! Тут один из итальянцев — знаешь, тот, с девичьим лицом, — взял у турка корзинку с пшеницей и стал звать: «Пи-пипи! Пите-пите-пите-питикем!» И все цыплята и куры сбежались к нему. А он подхватил одну курицу и давай ее целовать.

— Ну и что же тут такого?

— А то, господин мой, что куры и цыплята понимали по-венгерски. А тот, кто скликал их, тоже, стало быть, понимает.

— Гм… А может, и по-итальянски так зовут цыплят — «пи-пи-пи»? Ты знаешь итальянский язык?

— Итальянский? Нет.

— Тогда молчи, верблюд!

Силяхтар ответил на это смиренным поклоном и спокойно продолжал:

— А что было, когда наш силяхтар Кереледже менял жеребца возле Белграда? Он менялся с каким-то крестьянином и доплатил за коня десять асперов[56]. Но жеребец был такой дикий, что никого не подпускал к себе. Тогда самый плечистый из итальянцев, как барс, вскочил на него и гонял до тех пор, пока не объездил. Жеребец чуть с ног не свалился. Откуда же, спрашивается, умеет так ездить верхом бродячий итальянский певец?

Бей пожал плечами.

— А может, он в детстве конюхом был?

— Позволь, господин, сказать еще слово.

— Говори.

— Вечером пришел к нам ага. Ох, какой ага! Такого великана я в жизни не видал.

— Мэндэ-ага?

— Да. Проходил он мимо итальянцев да вдруг остановился перед самым стройным из них и сказал: «Ба, да это ты, Борнемисса!» Итальянец вздрогнул: «Я не Борнемисса». — «Ей-богу, это ты, — говорит ага, — Гергей Борнемисса. Ты что ж, не узнаешь меня? А то красивое кольцо у тебя еще сохранилось? Совет, который ты мне дал, помог: видишь, я уже ага. Только зовусь теперь не Хайваном, а Мэндой, и пуля меня не берет».

— И что ж ответил итальянец?