Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)

А может, и вправду что-нибудь сделает для Македона?..

И снова я вспоминаю ночной разговор Шкарбаненко с Данилой (но он ли это был?). И что мне делать? Идти к Полищуку и сказать о своих подозрениях? Для этого большого ума не нужно. Ну, а если тот собеседник шкарбаненковский не Данько? И вот заберут его в милицию, а он там, может быть, признается во всем, что было и чего не было? Или убедят его в провинности так называемыми косвенными уликами? Как я тогда смогу посмотреть в глаза Нине Витольдовне? Или как докажу справедливость своего обвинения, если за дело возьмется объективный следователь, и к тому ж показания второго свидетеля - Нины Витольдовны - не совпадут с моими?

И я снова решил для себя - молчать о Данько.

Милиция приезжала к нам в тот же день. Привезли даже казенную собаку. Дали ей понюхать веревочные путы, которыми был стреножен конь, и милиционер, распустив длинный ременный поводок, побежал за своим четырехногим помощником, постепенно освобождаясь то от фуражки, то от ремня, а потом уже, задыхаясь, и гимнастерку стянул с себя. Но собака, добежав до дороги на Половцы, закружилась на месте, жалобно заскулила и виновато опустила голову от раздраженных слов своего хозяина. И как ни стегал ее проводник поводком, собака дальше не шла. Милиционер с побелевшими от усталости глазами солоно выругался, вытер лоб рукавом нижней рубахи и пошел в обратный путь, подбирая у ребятишек, что бежали следом за ним, все свои брошенные вещи.

Петру Македону, который несмело плелся за собаководом и смотрел на него виновато и жалобно, тот сказал сердито:

- Ну, чего ходишь? Иль я тебе бог? Иль я твоего коня проспал?

Петр даже всхлипывал от жалости к самому себе.

- Ну погодите!.. - хлюпал носом. - Ежели что... так не судите. - И погрозил кулаком то ли милиционеру, то ли кому-то неведомому.

Милиционер пристально посмотрел на него, тяжело вздохнул (он, очевидно, тоже был из крестьян), но смолчал.

Затем приезжие зашли в сельсовет, долго разговаривали с председателем, а Петр все время стоял и чего-то ждал. И только после того, как милиционеры, устало поставив карабины между коленями, уселись на бричке, а собака, пристально всматриваясь в толпу (Петр даже искал взглядом - кого пес выглядывает), несколько раз гавкнула, а милиционеры даже не оглянулись на ее лай (вот вам какая правда на свете!), только после этого понял Петр - на милицию он уже не может полагаться.

В тот же день Петр Македон, закинув за плечи торбу с харчами, ушел из села. Но, верно, найдет он от своего коня лишь прошлогоднее и-го-го...

А в сумерки, сказывают, собрал Полищук самых важных хозяев. Мужики сидели на скамьях, а Ригор Власович долго ходил перед ними, так долго, что у них шеи заболели следить за ним.

- Так вот, - обвел он пристальным взглядом бородатые и безбородые, сухие и лоснящиеся, хитрые и простодушные лица. - Обижаете вы, граждане куркули, наш бедный класс.

Богатеи смолчали.

- Значит, так, - сказал Ригор Власович, - советую вам и прошу вас, люди добрые, всем гуртом скинуться и, стало быть, купить на ярманке конягу. Слыхали?

- То есть как?

- А вот так. Купить и подарить нашему сельскому пролетарию Петру Македону. Другого выхода я не вижу.

- А кто же это говорит? - с непонятной усмешкой спросил лавочник Микола Фокиевич.

- Это говорю я, Ригор Полищук, а вы меня знаете.

- Во-от как! - закивал головой Тубол. - То есть, значит, вы лично, Ригор Власович... А я, грешным делом, подумал, что это нас просит наша родная совецка власть. Ну, для такой власти мы и скинулись бы по полтиннику, чего ж... Или даже последнюю дырявую сорочку пожертвовали б... Надыть - так надыть...

- Ой, Тубол, ну и хитрый ты живоглот!.. Конечно, советская власть этого тебе не скажет. Потому как закон один для всех. Но в законе не написано и того, чтоб красть коней у бедняков. Стало быть, вы, куркули, первые порушили закон!

- Чего ты тут нам следствие разводишь?! - взъерепенился Тубол. Ежели что - так пальцем укажи! Это тебе не осьмнадцатый годик! Чтоб селян притеснять... Мы и в волость пропишем... в уезд... а то в сам Харьков! Кому какое дело, что у раззявы цыганы коня украли?!

- А почему те цыганы у тебя не украли? И с коих это пор Шкарбаненко в цыганы записался, а? Глядите мне, не брешите на цыган из бедного классу! Этого вам пролетариат не простит!.. А что касаемо вашей жалобы, то можете прописывать. Я ж вам не пишу директиву, а только прошу! Слышите, прошу! И даю вам на эту мою просьбу, несознательные вы живоглоты, две недели.

- А позвольте, добродей-товарищ, узнать, - спросил ворчливым от вежливости голосом ктитор Тилимон Прищепа, - что ж это нам от власти будет, если не купим тую клячу?