Звезды и ведьмы (СИ)

   Кто-то сказал мне, что мальчикам, если отец неизвестен, при оформлении отчества повторяют имя ребенка. Будучи Вячеславом Вячеславовичем, я всегда терзался - так ли это? Теперь, в свете сегодняшних событий, и того, что рассказал лейтенант, мои сомнения вспыхнул с новой силой. Может ли спасенный нами старик быть моим отцом? В принципе, может. А Александр Гросс - дедушкой? И это не исключено. Хотя, подобные надежды всегда заканчивались у меня горьким разочарованием. К тому же, тогда меня с Чибисом связывает не только многолетняя дружба, но и землячество вплоть до родственности, а это, уж совсем невероятно. С другой стороны, наличие в этой местности родов Чибисов и Жарковых - это факт, о котором забыть, или сделать вид, что он малозначителен, уже никак не получится. Похоже, мне и Олегу предстоит узнать много интересного в ближайшее время, я не зря так стремился остаться. И будет очень хорошо, если старик придет в нормальное состояние. Возможно, он сможет многое прояснить. Я захотел обсудить ситуацию с Олегом, но он лежал неподвижно. Похоже, заснул. Позавидовав ему, я мыслью унесся в далекое детство.

   В моей памяти отсутствовал момент, как я попал в детдом. Я просто знал, что это произошло в возрасте трех лет. К сожалению, мать тоже не припоминалась мне, лишь ее голос. Как она меня нежно звала меня: "Слава, Славушка". Причина, по которой я остался без нее, неизвестна.

   Мне с детдомом повезло: это был уютный старинный особняк с яблоневым садом, расположенный на границе Москвы и области. Ужасы, которые мне потом рассказывали о других таких заведениях, у нас не встречались. Наверное, потому, что коллектив воспитателей не менялся на протяжении многих лет. Они любили свою работу и детей, которых проживало в детдоме не так уж и много. Впрочем, Славиков у нас было несколько, и чтобы не запутаться, некоторым дали прозвища. Обидных, среди них я не слышал. Меня называли красивым Славой, или просто красавчиком.

   Особенно хорошо ко мне относилась воспитательница Мария Ивановна, пожилая, болезненно полная женщина, страдающая от зоба. Она защищала меня в редких стычках со старшими ребятами, а когда я особенно унывал, брала к себе домой на ночь. Своих детей нянечка не нажила, и, страдая от одиночества, держала в квартире несметное количество кошек, которых подбирала на улице. Про каждую у Марии Ивановны имелась сказка. Она часто рассказывала их, помогая мне не думать о своем сиротстве.

   Как-то я расплакался и спросил Марию Ивановну, где моя мама.

  - Ее Бог призвал, - ответила воспитательница как можно ласковее, и так, словно ее лично знала, - но мама тебя с неба видит и любит. Веди себя хорошо, не огорчай Бога и ее, будто паинькой.

   Но "мой" молитвенник, был со мной, кажется, всегда. Вначале я думал, что его подарила Марья Ивановна. А чтобы я имел утешение в тоске по родителям, придумала историю, что молитвенник - это моя связь с родными. Воспитательница часто молилась перед иконами, и научила меня. Я считал ее очень богобоязненной, хотя позже мне стало казаться, что она не упускает случая и поворожить: на комоде стояла банка со странным порошком, который "лечил от всех болезней" и смешно щетинился, если его бросить на магнит. Марья Ивановна тайно (погасив лампадку перед домашним киотом и прячась от меня) пила его со странным шепотом. Но ничего такого, слава Богу, я у нее не перенял, вырос искренним православным христианином.

   С возрастом я обратил внимание, что от кожаного футляра, как и от самой книжицы, исходит очень стойкий запах. Ни в детдоме, ни в квартире Марии Ивановны не имелось ничего, что пахло бы мужским потом, ладаном, и, как мне подсказали, порохом. Как я потом узнал, после войны некоторые деревенские батюшки использовали патронный порох для быстрого розжига угля в кадиле. Теперь эта деталь и то, что фамилия Жарков на странице молитвенника написана отнюдь не женской рукой и шрифтом, похожим на немецкий готический курсив, заставило мне предположить, что в старых инициалах первая буква - А. Ведь Гросса звали Александром! Я посмотрел страницу на просвет, повертел молитвенник так и сяк, но, как и прежде, ничего не разобрал.

   Прочитав несколько молитв, я выключил настольную лампу и закрыл глаза, испытывая твердое намерение заснуть. Однако против воли меня опять одолели воспоминания.

   ГЛАВА 28.