Звёзды Иллирии

…Недоумённый ангел — создание теней
На перепутье влаги и пламенных страстей
Кричит о том, что свято и грустно заодно,
Но нет назад возврата, там дымно и темно.
И столб сиянья света взрывается вовне —
Летящая комета, и хвост её — в огне.
Не принимает вечность рыдающих молитв,
Рождая бесконечность из сотен тысяч битв.
И ангел в исступленьи ломает два крыла.
Летит душа в забвенье, и тёмным шлейфом мгла…

Словно во сне, я записывала их на листке для нотных записей. А потом потрясённо уставилась на получившееся стихотворение. Поэтическим талантом я до этого не была наделена совершенно, с чего бы это?… Вот что, значит, за сюрпризы готовит мне моё подсознание? Что же будет в следующий раз: живопись или танцы? Пойду в балерины. Я хихикнула. А может голос прорежется? Вот смеху то будет…

Я взяла листок со стихотворением, решив показать его Фью. Она очень любит поэзию, всегда была знатоком в этом деле, а также сама пишет неплохие стихи.

Пусть оценит это моё неожиданное чудо. Прихватив, оставшийся невостребованным, преобразователь, я поднялась на ноги и повернулась к уже поднявшемуся над горизонтом дневному светилу, точнее к ним обоим. Их у нас на Иллирии два: одно крупное и невыносимо яркое, (называется Лурис) и второе — поменьше, потусклее — Ситара. Сначала виден восход Луриса. Примерно через минуту после того, как Лурис покажется на горизонте, начинает всходить Ситара. Она не греет, зато у каждого иллирийца — по две тени. Ни на какой другой обитаемой планете я не видела двух дневных светил. Иллирия — единственная планета, имеющая жизнь, в этой части галактики. Поэтому сюда прилетает очень много всякого межгалактического народу, чтоб самим посмотреть и потомкам рассказать, потому, что круизы сюда — очень дорогое удовольствие, а гражданство получить здесь почти невозможно. Это не только из-за Луриса и Ситары, а из-за кучи других очень важных факторов, в подробности которых я сейчас вдаваться не буду.

Итак, я повернулась к первым восходящим лучам Луриса, чтобы… в общем, старые и очень важные для меня воспоминания и ощущения накатили на меня. Автоматически включился своеобразный рефлекс-позыв Во время нашей жизни на планете Земля, в галактике Млечный путь, на континенте Атлантида, который погиб в морской пучине, мой папа был жрецом Города Золотых Ворот — столицы Атлантиды. И Солнце (земное дневное светило) было в Атлантиде объектом поклонения и священным символом.

Каждое утро все атланты пели священный гимн солнцу, а на закате — прощальную песнь. И я привыкла к этим ритуалам со дня своего рождения. Они приводили меня в трепет.

И я запела. Запела на языке атлантов гимн. Сначала тихонечко, а потом всё громче и громче. Но не солнцу, а Лурису, уже виднеющемуся на горизонте. Я пела, обратив на небо глаза, и странное оцепенение охватило меня. Тоска по родной Атлантиде болезненно защемила сердце, и даже слёзы выступили на глазах. «Я люблю тебя, Солнышко!» — пела я — «ты — сама жизнь, ты свет сердец людских…». И мне казалось, что я пою не Лурису, но моему дорогому земному Солнцу… И что я вновь стою на там.

В следующую минуту страшное потрясение охватило меня, когда я поняла, что отныне МОГУ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ ОКАЗАТЬСЯ НА ЗЕМЛЕ, теперь это в моих силах. Мой голос оборвался, но гимн был подхвачен. Я оглянулась, — за моей спиной стоял отец и пел, глядя на Лурис. Я вытерла слёзы.

Когда папа закончил, он повернулся ко мне:

— Тара, мне надо с тобой поговорить.

— Да, папа. И я знаю, о чём ты хочешь со мной поговорить, — я решила сказать всё разом, не давая времени на вопросы, потому что я действительно знала, что он хочет мне сказать, — тебя пугают перемены, которые произошли со мной за время моего исчезновения, так ведь?

Отец кивнул.

— Да, я изменилась, но в этом нет ничего страшного. У меня появились некоторые… способности, — и они помогли спасти жизнь не только мне, но и всем вам. Я не понимаю, почему ты так напуган? И Дерек тоже смотрел на меня вчера, как на преступницу…

С каждым моим словом отец всё больше и больше хмурился. Я знала, о чём он думает, и мне даже стало от этого противно, казалось, я против его воли вижу его насквозь. Его и вправду ужасали такие резкие перемены во мне.

— Такими возможностями способны обладать лишь монстры, — осторожно сказал папа.

И в его душе я увидела стойкое предубеждение против монстров, как таковых, и всего, что с ними связано. Он панически боялся, что со мной это могло произойти… И он совершенно был прав во всех своих опасениях. Так на деле всё и обстояло.