Звёзды — холодные игрушки

— Дурак, — презрительно сказал Клей. — Наша пища не содержит транквилизаторов. Пройдет неделя, другая, и тебе самому придут в голову странные мысли.

— Я не собираюсь здесь задерживаться, — бросил я, торопливо обдумывая его слова. Вот как. Транквилизаторы. Медицина на службе прогресса. К чему тратить энергию на секс, когда его можно заменить Дружбой и Трудом?

Клей захохотал.

— Ты говоришь это мне? Своему не-другу? Ты хочешь нарушить решение, и покинуть санаторий?

— Да. А теперь скажи, ты рискнешь об этом рассказать?

Он снова зашелся в приступе смеха. Резко замолчал:

— Откуда ты знаешь наши законы?

— Эти законы везде одинаковы.

— Ты же регрессор… работал у Дальних Друзей… Несостоявшихся Друзей… Да, да. Я не буду тебя закладывать, Ник Ример. Но это и невозможно. Проверяющий прибудет лишь через месяц. Связи с внешним миром нет.

— Прекрасно, — я направился к умывальнику.

— Ник, если ты еще не понял… санаторий окружен поселением Гибких Друзей. Они помогают нам в лечении. И присматривают, чтобы мы не нарушили режим.

— И чем страшны эти пиявки? — спросил я.

Клей покачал головой.

— Порой мне кажется, что у тебя нет амнезии. А потом я убеждаюсь, что ты начисто лишен памяти… Ты ведь сам ответил! Регрессор Ник, с чего начался контакт с Гибкими Друзьями?

Знания Ника Римера, его сознание, отраженное в словах, среагировали быстрее, чем я.

— Внешняя. Разреженный воздух. Пески. Холод. Подпочвенные озера. Пиявки. Жертвы. Облавы. Признаки цивилизации. Регрессия. Воспитание. Дружба…

Клей Гартера этот словесный поток ошеломил не меньше, чем меня самого.

— Ты словно конспект к экзамену готовишь… — сказал он.

— Может быть. Ну и чем ты меня пугаешь? Гибкие — наши Друзья.

— Гибкие — друзья людей. Но мы-то уже не люди. Мы больные. Нас лечат. Выход за территорию санатория — полная потеря разума. Исключение из числа людей. На первый раз тебя простят, Ример. Спроси у своего дружка, как это будет. На втором побеге ты просто исчезнешь.

Я помолчал, обдумывая его слова. Зачерпнул жидкого мыла из емкости над раковиной.

— Значит, второго побега не будет.

— Зря с тобой спорил вчера, — сказал Клей. — Надо было лишь подождать. Немного.

— Мне кажется, пора освобождать блок, — ответил я.

— Ник! Я хотел… попросить тебя.

— Говори.

— Я хочу выйти на работы сегодня.

— Зачем? Ты еще болен, — я кивнул на закованную в лубок руку.

— Боюсь… за Тика.

— Это тот паренек?

— Да. Боюсь, он наделает глупостей.

— Сволочь ты все-таки, — сказал я. — Ладно. Поработай. Мне все равно.

Люди за дверью встретили мое появление одним общим вздохом.

— Свободно, — сказал я.

В двери метнулись все сразу. Даже троица Клеевских шестерок. Даже бедолага Тик. Даже мой новый приятель Агард. И на всех лицах читалось облегчение и благодарность.

Как легко стать хорошим!

Надо на время отнять у людей какую-нибудь примитивную, но неизбежную потребность. А потом, барственным жестом, вернуть.

И любовь к тебе станет искренней и неподдельной.

После завтрака я переоделся. Тараи притащил мне одежду, подобную той, что была на нем. Ватник, который стал бы культовым предметом среди обитателей земных концлагерей, довольно легкий и очень теплый. Толстые стеганные штаны. Неуклюжие ботинки, носки, перчатки…

По крайней мере, холодом пациентов санатория не мучили.

От своего серого костюма я избавился без всякого сожаления. Он принадлежал не мне, а Нику Римеру, которого больше не было в живых.

— В чем состоит наша работа? — спросил я Агарда.

— Выравнивать пляж.

Он стоял рядом, наблюдая, как я напяливаю на себя униформу. Несколько раз помогал справиться с непривычными застежками. В основном их одежда застегивалась пуговицами, до молний они, видно, не додумались, но магнитные швы поначалу привели меня в замешательство.

— Зачем выравнивать?

Агард вздохнул.

— Со времен Морской эры, когда линия побережья подверглась улучшению, и наш материк приобрел действительно круглую форму, волны размывают берег…

— И мы собираемся выправлять его лопатами?

— Да.

Я покачал головой. Бред. Работа ради работы.

Ну а какое еще применение можно найти опасным преступникам в предельно автоматизированном мире? Подпускать к технике — рискованно. Оставлять без работы — не положено.

— Санаторий периодически меняет дислокацию, — сказал Агард. — Рабочая зона — около десяти километров. Раз в две недели «Свежий ветер» смещается вдоль побережья.

— И так везде?

— Не знаю. В зонах теплого климата, вероятно, нет. Там много интернатов, городов, найдется кому следить за берегом.

— Зачем это нужно, Агард?

Он хитро улыбнулся:

— Тебе лекцию прочесть, или так ответить?

— Так.

— Не знаю.

Мороз был градусов пятнадцать, если отдать должное шкале Цельсия. Геометры вели отсчет с температуры здорового человеческого тела, они очень серьезно относились к мысли, что человек — мера всех вещей. Но меня больше устраивал подход шведского физика. Не стоит заблуждаться относительно нашей роли в мироздании. Вода — древнее плоти.