Звезды — холодные игрушки. Дилогия

«Да. Прости. Но вероятность такого исхода минимальна. То, что связывает меня воедино — невозможно экранировать».

Я поймал себя на том, что скрюченные пальцы до боли впились в грудь. Найти, нащупать, выдрать комок чужой плоти…

«Успокойся…»

— Что тебе надо? Почему ты боишься? — закричал я. — Говори! Я имею право знать!

«Врата».

Я замолчал. Кажется, он решил рассказать… Часто-часто колотилось сердце.

«Когда мы вошли во Врата… Это было ошибкой».

«Почему?»

«Я…»

Пауза. Неужели это, почти всемогущее, существо испытывает сложности с объяснениями? В его распоряжении — сознание такой мощи, какое и не снилось прочим расам. Он ведь и соврать может так ловко, что я никогда не почувствую фальши. Мы не просто на разных ступенях развития, между нами непредставимая бездна.

«Я не буду лгать. Я никогда этого не делаю. Я либо молчу, либо говорю. Трудности с формулировкой».

— Ты уж постарайся, — попросил я. — И я постараюсь.

«Когда ты вошел во Врата, это было не переносом тебя в пространстве, как поступает раса Геометров».

— Так.

«Это было… я предупреждал о трудностях формулирования. Когда ты вошел — это было постижение. Нечто постигло тебя. Вот так…»

Ощущение оказалось непередаваемым. Будто я издал крик — беззвучный вопль, вместивший в себя все, от смутных детских воспоминаний до бритья с помощью куалькуа. На какой-то миг я вспомнил такие вещи, которые давным-давно укрыла милосердная злодейка память. То, что рад был вспомнить. То, что я вспоминать бы не хотел…

Рухнув на пол, больно отбив колени, я жадно втягивал воздух. Нет…

Глава 2

Все — большое. Очень большое. Мир — для великанов. Вот один из них стоит надо мной и протягивает руки.

— Пойдешь со мной?

Кажется — я думаю. Даже трудно понять, о чем, мысли неправильные, непривычные — я думаю не словами, а образами, клочками эмоций, ярких и простых. Видимо, хочу пойти. Очень сильно. До рева. Вот только сказать боюсь. Или стесняюсь. Потому поступаю проще — одной ладошкой хватаюсь за протянутую руку, а другой — за ногу женщины в халате, стоящей рядом. У нее морщинистое, старое уже лицо, в глазах слезинки, но она улыбается. Словно рада за меня. Она хорошая, я ее очень люблю. Только еще больше хочу пойти с тем, кто протянул мне руку. Да я с ним и пойду, никуда не денусь. Когда большие чего-то хотят, можно плакать, прятаться, все равно будет по-ихнему. Так всегда бывает…

Пол вроде тоже бумажный. А все равно — холодный… и твердый…

Какой ты был тогда молодой, дед. Я тебя помню уже другим. Как сильно ты сдал. Неужели из-за малыша, свалившегося на голову в шестьдесят лет?