Звезды Маньчжурии

А пока старик шепотом продолжал описывать свое открытие, — в землянку бесшумно вошла старая таежная сказка. Та самая, которая когда-то заставила предков Коновалова и тысячи им подобных «людишек» устремиться в холодные дебри Якутии.

Таежная сказка тихо уселась среди разговаривавших мужиков и блистала их взорам, перевоплощаясь в жгучие сны каждого из присутствовавших.

Решение присоединиться к старику было принято. Трое мужчин обо всем уже договорились и легли спать, а таежная сказка, по-прежнему оставалась тут и навевала им сны.

Старому таежному бродяге, Ереме, снилась огромная бревенчатая изба. Стены тесаные. В переднем углу — большой стол, накрытый грубой скатертью, а на нем — нарезанный ломтями пирог с амурской кетой и дымящаяся чашка жирных щей.

Белолицая крупная баба, жеманно улыбаясь, ставит на стол поднос с рюмками и водкой, приговаривая:

— Откушайте, Еремей Макарыч, водочки!

Сам Еремей Макарыч, в новых сапогах и в жилетке поверх рубахи на выпуск, — хитро прищурил глаз и ущипнул бабу за бок…

Коновалов же видел в это время зеленый пальмовый остров. Теплые волны пенистыми гребнями набегали на белый песчаный берег. При лунном свете, под страстно-стонущую гавайскую мелодию, плясали обнаженные женщины с белыми цветами в черных шапках волос и эбеновыми телами. Шумел океан…

Что же касается Фетюкина, то он видел себя хозяином блестящей, с огромными зеркалами парикмахерской. Везде лежали никелированные машинки для стрижки, ножницы, тарелочки, одеколон… И публики полно! Подмастерья не успевают. Везде сидят брюнеты, блондины, даже лысые, и всех нужно стричь, стричь…

Неоцененная добродетель

…Ну, конечно, — они едят!.. Тут же, на джонке, стоит маленькая печь, и на ней артельный повар приготовил обед… Вот он деревянным ковшом разливает по чашкам просяную похлебку и раздает ее лодочникам, которые с палочками в руках, нетерпеливо ожидают еды…

И они едят!.. Небеса! Как они едят! Палочки мелькают так быстро, что в глазах рябит!

При виде этой картины ноги старого Лао-Ку сами засеменили по забросанному арбузными корками берегу прямо к обедающим.

Лао Ку нищ и стар. Лао Ку с самого утра ничего не ел.

А разве нищим меньше хочется есть, чем лодочникам?

Тем не менее, слишком торопливо приближаться к обедающим не следует: они могут замахать на него руками и сразу прогнать. Кроме того, обедающие сидят на третьей джонке от берега — к ним нужно пройти по узкой сходне, а долго ли старому Лао Ку пошатнуться и упасть в воду!

Конечно, в этом случае лодочники сейчас же вытащат его, но… рассерженные за лишнюю возню, обедать ни за что не дадут! Не дадут!..

Лао Ку медленно двигается по сходням: на ходу вытаскивает серый от грязи кулек, признак своей жалкой профессии, снимает свою закоптелую тирольку с пробитым дном и примащивается неподалеку от обедающих, устроившись сидеть на широкой доске, перекинутой между двумя джонками.

Он ничего не говорит и не просит: к чему слова, когда и так видно, зачем человек пришел?

Бритая голова Лао Ку на тонкой коричневой шее поворачивается к счастливым едокам и в эту минуту удивительно напоминает спелую тыкву.

Но, все-таки, — как они едят! Небеса!.. Как они едят и выскребывают свои чашки!.. Если так пойдет дальше, то они съедят все и ничего не останется для старого Лао Ку…

Не лучше ли попросить их теперь, пока еще не все съедено?

Нет, голодные злы, а сытые милосердны… Нужно немножко подождать, пока они насытятся…

Терпение — великая мать добродетели… С берега, мимо Лао Ку, пробирается на джонку хозяин овощной лавочки. Лао Ку смиренно подбирает под себя ноги и совсем ложится на сходню, чтоб лавочник мог пройти: ведь Лао Ку никому не хочет мешать! Ему только нужно своим присутствием воздействовать на обедающих, хотя они по своей жадности и делают вид, что совершенно не замечают его…

— Ox-ox! Ай-я-ха! — вырывается вопль из старой груди Лао Ку: неосторожный лавочник наступил ему на пальцы руки и больно придавил их.

Может быть, еще покричать? Нет! Нет. — Лао Ку испуганно замолкает под гневным взором загорелого, как головешка, лодочника. Взор так и говорит, чего, мол, тут раскричалась, вошь такая!..

— Ничего! Ничего! — улыбается Лао Ку, кивает головой и дует на пострадавшие пальцы — у господина подошвы мягкие…

Ничего… Он будет ждать… Теперь уже дадут наверняка… Он даже не будет смотреть им прямо в лица, что не подобает, впрочем, он и так видит жующие рты и мелькание палочек…

Все нутро старика сводит голодная судорога. Он сплевывает совсем белую слюну в мутные воды Сангари. Это можно — он не говорит, не надоедает, а разве эта слюна не красноречивее любых слов?..

Мучительная минута…

Вдруг Лао Ку вздрагивает от внезапно появившейся опасности: по берегу приближался еще один побирушка. Это — Пи И. Совсем еще мальчишка.

Со своей торбой и позванивающей на ходу пустой консервной банкой, которая болтается у него на обрывке веревки, он тоже заметил еду и мчится сюда?

Ну зачем его несет сюда?! Разве он не видит, что Лао Ку уже давно занял это место и ждет? Неужели этот мальчишка думает, что им обоим дадут?..