Звезды - моё назначение (Тигр! Тигр!)

Сперва, ранним утром, нотариус в высоченном цилиндре юридического клана, явился со списком мест для лагеря в руках и небольшим состоянием в кармане. Он облюбовал большой луг в четыре акра у озера Мичиган и арендовал его за бешеную цену. За ним явилась орава землемеров, из клана Мэйсон и Диксон. За двадцать минут землемеры разметили контуры лагеря, и разнёсся слух о прибытии Четырехмильного Цирка. Из Висконсина, Мичигана и Миннесоты стали собираться зеваки.

На луг джантировали двадцать рабочих, каждый с тюком-палаткой за спиной. Распоряжения, крики, проклятья, истошный вой сжатого воздуха сплелись в единый хор. Двадцать гигантских куполов рванулись вверх, сверкая быстро высыхающей на зимнем солнце радужной плёнкой. Толпа наблюдателей одобрительно зашумела.

Шестимоторный вертолёт снизился и завис над гигантским батудом. Из его разверзнувшегося брюха пролился водопад мебели. В лагерь джантировали повара, официанты, слуги и камердинеры. Они обставили и украсили шатры. Задымили кухни и ароматы жареного, копчёного и печёного наполнили лагерь. Частная полиция Формайла уже находилась на посту, патрулируя все четыре акра и отгоняя толпу зевак.

Затем - самолётами, машинами, автобусами, грузовиками, велосипедами и джантированием - стала прибывать свита Формайла. Библиотекари и книги, лаборатории и учёные, философы, поэты и спортсмены. Разбили площадку для фехтования, ринг для бокса, уложили маты для дзю-до. Свежевырытый пятидесятифутовый пруд молниеносно заполнили водой из озера. Любопытная перебранка произошла между двумя мускулистыми атлетами - подогреть ли воду для плавания или заморозить для фигурного катания.

Прибыли музыканты, актёры, жонглёры и акробаты. Гам становился оглушительным. Компания механиков в мгновение ока соорудила заправочно-ремонтный пункт и со страшным рёвом завела две дюжины дизельных тракторов - личную коллекцию Формайла. После всех появилась обычная лагерная публика: жёны, дочери, любовницы, шлюхи, попрошайки, мошенники и жулики. Через пару часов гомон цирка был слышен за четыре мили - отсюда и происходило его название.

Ровно в полдень Формайл с Цереры прибыл, продемонстрировав столь вопиюще несуразный и нелепый способ передвижения, что рассмеялся бы и закоренелый меланхолик. Гигантский гидроплан с гудением зашёл юга и сел на поверхность озера. LST баржа [8] появилась из брюха амфибии и поплыла к берегу. Носовая рампа с грохотом откинулась и по ней съехал штабной автомобиль двадцатого века. Одна диковина громоздилась на другую к восхищению зевак; штабной автомобиль проехал двадцать ярдов к центру лагеря и остановился.

- Что теперь? Велосипед?

- Нет, роликовые коньки...

- Он выпрыгнет на пого-скакалке...

На этот раз Формайл превзошёл самые дикие предположения. Над крышей автомобиля показалось жерло цирковой пушки. Затем раздался грохот чёрного пороха и Формайл с Цереры вылетел из пушки по изящной дуге, к самому входу его шатра, где он был пойман сетью растянутой четырьмя лакеями. Аплодисменты, которыми его приветствовали, были слышны за шесть миль. Формайл взобрался на плечи лакея и взмахом руки потребовал тишины.

- О, господи! Оно собирается произносить речь!

- "Оно"? Вы имеете в виду "он"?

- Нет, оно. Это не может быть человеком.

- Друзья, римляне, соотечественники! - проникновенно воззвал Формайл. - Доверьте мне свои уши. Шекспир 1564-1616. Проклятье!

Четыре белые голубки выпорхнули из рукавов Формайла и унеслись прочь. Он проводил их изумлённым взглядом. Затем продолжил:

- Друзья, приветствия, добро пожаловать, бонжур, бон тон, бон виан, бон вояж, бон.... Какого чёрта?

Карманы Формайла задымились и вспыхнули четырьмя римскими свечами. Он попытался погасить пламя. Отовсюду посыпались конфетти и серпантин,

- Друзья... Молчать! Я всё-таки произнесу эту речь! Тихо!.. Друзья!..

Формайл ошарашено оглядел себя. Его одежда задымилась и стала испаряться, открывая ярко-алое трико.

- Клейнман! - яростно взревел он. - Клейнман! Что с вашим чёртовым гипнообучением?!

Из шатра высунулась лохматая голова. - Ви училь свой речь, Формайль?

- Будьте уверены. Я учил её битых два часа. Ни разу не вытаскивал головы из гипношлема, "Клейнман об иллюзионизме".

- Нет, нет, нет! - закричал лохматый. - Сколько раз мне говорить?! Иллюзионизм не есть красноречий! Есть магия! Думпкопф! Ви училь неправильный курс!

Алое трико начало таять. Формайл рухнул с плеч дрожащего слуги и исчез в шатре. Толпа ревела и бушевала. Коптили и дымили кухни. Кипели страсти. Царил разгул обжорства и пьянства. Гремела музыка. Стоял кавардак. Жизнь неслась на полных парах. Водевиль продолжался.

В шатре Формайл переменил одежду, переменил настроение, переменил его еще раз, снова разделся, накинулся с тумаками на лакеев и на исковерканном французском потребовал портного. Не успев надеть новый костюм, вспомнил, что не принял ванну, прогнал портного, и велел вылить в пруд десять галлонов духов. Тут его осенило поэтическое вдохновение, и он вызвал придворного стихотворца.

- Запишите-ка, - приказал Формайл. - "Ле рой эати морт, ли..." [9] Погодите. Рифму на "блещет".