Звезды над нами

Но она никогда не забывала о своем обете и была верна своему слову.

Мастер Гертман ничего не мог понять: успехи, которых они добились за последние годы, исчезли всего за неделю. Зима повторяла все те же отговорки. Она притворялась, будто пытается. Она была очень убедительна. Но после очередной неудачной попытки горничная хмурилась и качала головой, столь же смущенная, как и мастер Гертман.

Через месяц, после того как Зима отказалась от своего дара, она в первый раз встретила эту горничную в перерыве между занятиями. Девушка улыбнулась ей так, будто у них была общая тайна.

Невольно возник вопрос — знает ли она, что Зима притворяется? Зима спрашивала себя, благодарна ли горничная ей за эту еженедельную отмену манипуляций?

— Это называют лунной болезнью, — сказал Ясин, когда они сидели как-то в полдень в покоях Зимы. При дворе уже начали поговаривать, что они проводят вместе неприлично много времени. Но Зиму и Ясина не пугали косые взгляды и замечания придворных. Кроме того, Зима знала, что ее охрана никогда ничего не скажет. Они слишком уважали семью Ясина, чтобы поддерживать гнусные сплетни.

Ясин указал на голограммы медицинских исследований, мерцавшие в центре комнаты. Было время, когда они запускали через голографический узел приключенческие фильмы и виртуальные игры, но теперь Ясину нравились книги по анатомии и психологии.

Через год ему нужно будет окончательно решить, чем он будет заниматься. Сколько Зима себя помнила, он всегда интересовался медициной.

Наблюдая, как он волнуется, говоря об этом, она чувствовала в сердце какое-то теплое чувство, но годы, которые он проведет вдали от нее, пугали. Его ведь могут направить в любую клинику на Луне. Шансы на то, что он останется в Артемизии, в их клинике или в одной из здешних лабораторий, были ничтожны. Вероятнее всего, его отправят в один из самых непривлекательных внешних секторов, по крайней мере — в первые годы обучения.

Зиме невыносима была сама мысль о его отъезде, даже временном, но она никогда не сказала бы ему об этом — из страха, что он бросит мечту ради того, чтобы остаться с ней. Она себе этого не простит.

— Лунная болезнь? — Зима сидела на ковре по-турецки и смотрела на голограмму, подперев щеку рукой.

— Это общепринятый термин. Официально она называется «Биоэлектрический депрессивный психоз».

— Никогда о таком не слышала.

— Это очень редкое заболевание. Начинается тогда, когда одаренный лунатик долго не использует свой дар. Единственное известное средство от этого… снова начать пользоваться даром. — Под скулами Ясина ходили желваки. Он поворачивал голограмму то так, то этак. — Заболевание встречается редко… Ну, просто что, с чего бы одаренному лунатику отказываться от своего дара? — Он выглядел встревоженным, но с тех пор как Зима рассказала ему о своем решении, он никогда не пытался ее переубедить.

— И как оно проявляется? — спросила Зима.

— Как проявляется лунная болезнь? — Плечи Ясина поникли. — Больной начинает сходить с ума.

Она склонила голову набок и едва удержалась от смеха.

— Ну, я уже сумасшедшая, так что все звучит не так уж плохо.

Он тоже попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось.

— Я серьезно, Зима. Люди, страдающие от этой болезни, часто видят галлюцинации. Кошмары. Их кто-то преследует, нападает на них. Они видят… монстров.

Зима перестала улыбаться и снова посмотрела на голограмму мозга. Насколько это может быть страшно?

— Меня уже и так преследуют кошмары, но я как-то с ними справляюсь, — сказала она. — Справлюсь и с этим.

Ясин помедлил.

— Я просто хочу, чтобы ты была готова. И… — Он внимательно посмотрел на нее. — Если ты когда-нибудь передумаешь, я пойму. Все поймут. Ты не обязана делать это, Зима. Ты можешь манипулировать людьми, не будучи жестокой, понимаешь?

Она покачала головой.

— Мне кажется, я не была жестока, когда отвела ту девушку от края.

Ясин опустил взгляд.

— Пусть все идет, как идет, — сказала Зима. — Я приму этот побочный эффект. И любое количество монстров, какое мой мозг сочтет необходимым, но сама я монстром не стану.

Она начинала думать, что Ясин лишь пытался напугать ее этими разговорами о болезни и сумасшествии. Прошло уже пять месяцев, и она чувствовала себя более нормальной, чем когда бы то ни было… Никогда еще она не была настолько хозяйкой себе и своим решениям. И этому, в преддверии тринадцатого дня рождения, ее научил именно отказ от манипуляций. Оказалось, что, если тебе что-то нужно, вежливость почти так же эффективна. А восхищение добротой сильнее, чем любые чары.

При дворе начали распространяться слухи о том, что у нее нет дара. Никто не мог назвать ее пустышкой, но становилось очевидно, что ее дар слабее, чем у других детей из благородных семей Артемизии. Некоторые считали позорным, что их любимая принцесса оказалась настолько слаба, но она знала, что ей удалось одурачить далеко не всех. Проходя мимо слуг, она нередко ловила их благодарные улыбки.