Звезды над обрывом

Наганов послушно съел тарелку щей с хлебом – и до глубокой ночи сидел за столом с книгой, куря в открытое окно и неспешно переворачивая страницу за страницей. Дочери давно легли спать, в квартире наступила тишина. Уже далеко заполночь, услышав чуть слышный щелчок двери, Наганов отложил книгу, потушил папиросу и поднялся.

В комнату, зевая, вошёл Матвей. Его рубаха была вся испачкана зеленью, во встрёпанных волосах запутался тополиный пух. Заметив Наганова, он улыбнулся:

– Доброй ночи, Максим Егорыч… Что-то рано вы сегодня дома!

– Хотел попрощаться. Завтра ты увозишь девочек?

Матвей кивнул:

– Давно пора. Всё ждали, пока Светка своих детсадовцев мучить закончит.

– Светлана говорила – ты бываешь в таборе? – Наганов усмехнулся. – От тебя страшно дымом несёт!

– Да знаю, Светка уж ругалась…

– У тебя там друг?

– Ещё какой! Полгода вместе в колонии! Хороший парень, между прочим… – осторожно сказал Матвей, поглядывая в окно. – Всё собираюсь Светку с Машкой туда сводить: интересно же! Цыганки кровные – а табора никогда в глаза не видели!

– Ты ещё увидишься со своим другом? – помолчав, спросил Наганов.

– Не мешало бы. Утром, может, сбегаю ещё…

– Вот что, Матвей, – Наганов встал, подошёл к нему вплотную. – Будет лучше, если больше ты в табор не пойдёшь. Ни завтра, ни после.

Матвей молча, изумлённо смотрел на него. Открыл было рот, собираясь задать вопрос, – но в это время телефон на стене разразился оглушительным звоном. Наганов подошёл, снял трубку. Послушав с минуту, отрывисто сказал:

– Буду через десять минут.

Повесив трубку, он пожал плечами и взял со стола фуражку.

– Так надеялся, что сегодня больше не вызовут, но… Девочки уже спят, не стоит их будить. Давай попрощаемся – и я поеду. Смотри – дочерей я оставляю на тебя! Присмотришь ведь?

– А как же! – ещё слегка удивлённо ответил Матвей. – Кто ж такую красоту без пригляду оставляет? Вы не беспокойтесь. Я за них любого в капусту порубаю.

– Верю, – без улыбки ответил Наганов. Пожал Матвею руку, крепко обнял его. Уже подходя к двери, повторил:

– Запомни: в табор больше ни ногой!

– Есть в табор ни ногой, – машинально ответил Матвей. Через минуту внизу послышался звук подъехавшей машины. Коротко прошумели шины – и всё стихло.

– Как это – «ни ногой»?! – голосила Машка на следующее утро, бегая по комнате и бросая на сестру и Матвея гневные взгляды. – Как это – «нельзя»? Столько собирались, столько обещали, тётя Сима нынче нас ждёт, – и вдруг нельзя?! Почему?! Что случилось?! Всегда можно было, а теперь – нет?! Матвей! Ты же с отцом разговаривал! Отвечай немедленно – почему мы не можем пойти в гости?! Ты сам туда бегал целый месяц, даже ночевать оставался – а нам…

– Машка! Почём я знаю? Егорыч сказал – «ни ногой», и всё! Я даже спросить ничего не успел! Телефон затрезвонил, и вашего батьку за порог снесло! Как всегда! Позвони ему на службу и сама узнай!

– В самом деле, какая-то глупость, – пожала плечами Светлана. – Что за опасность может быть в таборе? И почему именно сейчас? Не могу понять. Впрочем, какая разница? Всё равно мы сегодня уезжаем и…

– Светка! Как это «уезжаем»? Ты же обещала! Ты сама мне давала слово, что перед отъездом мы пойдём в табор! И возьмём с собой Патринку… да-да, ей уже можно! Она же спит и видит наших цыган послушать!

– Маша, это же кишинёвцы! Кого там слушать?!

– Светлана, там же тётя Сима!

– Я сказала – нет. Отец запретил, нам пора ехать на дачу, и…

– Это нече-е-естно! – завопила Машка так пронзительно, что Матвей поморщился, а Патринка зажмурилась. – Ты обещала! Ты комсомолка! Ты цыганка! Ты моя сестра! Как ты можешь слова не держать?!

– Матвей! Скажи ей! Ведь отец велел…

– Вообще-то он мне это велел… – буркнул Матвей. – Непонятно почему.

– Но ведь без тебя мы никуда не пойдём! – Светлана отвернулась и отошла к распахнутому окну.

Стояло свежее, ясное утро. На рассвете прошёл короткий дождь, и листья старых деревьев во дворе были покрыты дрожащими каплями. Внизу, на траве, скакали, прорвавшись сквозь мокрую листву, солнечные зайчики. От цветущей липы сладко тянуло мёдом. Со стороны пустыря доносились мальчишеские вопли, стук мяча. Маленький самолётик пересёк небо серебристой полосой. Следя за ним взглядом, Светлана подумала: «В самом деле, нехорошо получилось. За целый месяц не выбрали времени! Тётка обидится… А осенью табора здесь уже не будет. И больше в самом деле никогда…»

– Ну, хорошо, – сказала она, отворачиваясь от окна. – Наверное, вы правы. Тогда пойдём сегодня вечером и…

– Почему «вечером»? Прямо сейчас надо!

– «Прямо сейчас», Марья, в таборе одни дети и старики: женщины в городе гадают. А к вечеру тётя уже вернётся. Мы придём, посидим немного, потом – домой. А наутро – в поезд и в Селятино! Так будет честно, я надеюсь?

– Светочка, моя дорогая! – кинулась на шею к сестре Машка. – Надо будет обязательно твою гитару взять!