Звезды над обрывом

– Ну и слава богу. Утро вечера умнее. Пошли спать, старая!

Старики, негромко разговаривая, скрылись в тумане. Сенька и Мери, переглянувшись, пошли к своему шатру.

Лёшка лежал на разостланной перине у потухших углей – ничком, закрыв голову руками, словно ожидая удара. Но, подкравшись к нему на цыпочках, Мери убедилась, что дыхание у него – ровное и спокойное.

– Спит…

– И нам пора, – с облегчением вздохнул Семён. – Утро скоро.

Глава 8 Патринка

Чёрная длинная машина подъехала к котлярским палаткам в душный полдень. Выцветшее небо, густо синея на горизонте, снова обещало грозу. В таборе было тихо: гадалки ещё не вернулись из города. Лишь несколько старух копошилось у шатров, да мужчины возились с медными жбанами, которые накануне взяли на ремонт в столовой «Моспролетархлеба».

Увидев на дороге машину, все повскакивали, побросали инструменты. От реки примчались дети. Когда автомобиль остановился и из него вышел человек в синей шинели, а за ним – четверо милиционеров, цыгане уже толпой стояли у крайнего шатра. Патринка, которая сегодня не пошла в город (матери было совсем плохо), со страхом смотрела на приехавших.

– Здравствуйте, товарищи, – сдержанно поприветствовал взволнованных цыган человек в синей шинели. – Не пугайтесь… и отзовите, пожалуйста, собак. Нам нужны, – он заглянул в бумагу, вытащенную из кармана. – Бретьяно, Милош, Цыно и Михай Ботошани. А также Ботошани Зурка, Ишван и Стэво. Есть такие?

По толпе цыган пробежал ропот. Обхватив плечи руками, Патринка смотрела на то, как Бретьяно, его братья и сыновья выходят вперёд. Ещё минуту назад они работали, и рубахи на цыганах были старые, рваные, местами прожжённые кислотой и испачканные углём. Солнечные лучи дробились на серебряных пуговицах жилета Бретьяно, наспех натянутого для солидности.

– Что случилось, господин начальник? – спокойно спросил Бретьяно. – Я здесь старший. Я отвечаю за людей. Мои люди что-то натворили в городе? Какая-то цыганка?..

– К вашим цыганам у нас вопросов нет, – сухо перебил его человек в шинели. – А вот вам всем нужно проехать с нами.

– У нас очень много работы, господин начальник, – с достоинством возразил Бретьяно.

– Я вам не господин… и тем более, не начальник. Но проехать в отделение придётся. Прошу вас, товарищи, садитесь в машину. Вы ответите на несколько вопросов – и, если всё будет в порядке, вас сразу же отпустят.

Старухи переглянулись – и дружно заголосили. К ним мгновенно присоединились дети. Патринка, вцепившись руками в косы, рухнула к ногам человека в шинели.

– Начальни-и-и-к! – взвыла она так, что на миг не стало слышно даже детских воплей. – Ой, да что же это такое-е-е! Отпустите, они ничего плохого не сделали, ничего не украли, они всю свою жизнь работали-и-и… За что их забирать, зачем их в тюрьму-у-у… Мы не воры, господин, миленький… Мы честные, наши мужики всю жизнь котлы делают, они…

– Девочка, ты с ума сошла?! – Сильные, жёсткие руки подняли её с земли, и Патринка, обвиснув, как кукла, в руках человека в шинели, увидела совсем близко его изумлённое лицо. – Почему ты плачешь? Кого ты защищаешь? Тех, кто годами обирает вас, бедных людей? Встань на ноги немедленно: что это за глупости? Вы здесь совсем запуганы своими вожаками!

Совершенно ошалев от услышанного, Патринка вырвалась и попятилась к матери, которая тоже выбралась из шатра и молча, тенью стояла, держась за жердь. Старухи выли, катаясь по земле. Дети визжали на разные голоса. Но голос Бретьяно поднялся над табором, разом перекрыв гомон и рыдания.

– Доста! Доста, ромале! Ащен! Мек ле рай керел, со камел! На керен май-насул[71]!

Все притихли. «Хорошо, что его жена в городе… – словно в полусне подумала Патринка, глядя на то, как милиционеры по-хозяйски заходят в шатёр Бретьяно. – Чамба бы не молчала, нет… Она бы зубами всех загрызла! Как волчица, кидалась бы! И Анелка, и Юльча, и другие…»

– Товарищ Андреев, вот, смотрите! – молоденький милиционер, надсаживаясь, выволок из шатра жестяное ведро. – Смотрите! Они… это… Они настоящие, что ли?!

– Товарищ Ботошани, это ваши ценности? – ровно спросил человек в шинели, поднимая глаза от ведра, на две трети наполненного золотыми дукатами, на спокойное, непроницаемое лицо Бретьяно.

– Мои, – с достоинством ответил тот. – Всё моё, господин.

– Товарищ Андреев, а здесь ещё вот! – Второй милиционер вынес кожаную сумку с украшениями Чамбы. Толстая цепь червонного золота с прикрепленными к ней монетами чуть не в блюдце величиной выскользнула у него из пальцев, тяжело грохнувшись в дорожную пыль. – Вы посмотрите только! Мы такого даже в юсуповском особняке не видели! И вот это ещё… Не по-русски написано!

– Юверлирные ценности тоже ваши, товарищ Ботошани? – спросил человек в шинели, принимая от милиционера стопку растрёпанных бумаг и внимательно проглядывая их.

– Нашей семьи, нашего рода, – подтвердил Бретьяно. – Это всё наше богатство.

– Откуда у вас такие сокровища?

– Они всегда были моими, – с гордостью сказал цыган. – Мы очень известные люди, господин!

– В Румынии?

– И в Румынии. И в Венгрии. И в Польше.