Звезды над урманом

– Вот и хорошо. Нам бы человечка из рыбоедов подговорить, чтоб этот сказ про белого князя да про каменные стрелы невиданные, которые гром и молнии извергают, крепости громят, разнес по стойбищам. Да вселить надежу, будто князь этот на Кучума скоро пойдет, чтоб люд сибирский освободить от его ханства.

– Есть один вогул-шаман, дюже смышленый, как раз он пушнину выменял да назад сбирается. У нас проводником был. Ох, и хитер, шельма! Но проверенный, в полоне был узбекском, бежал, да не один, вывел товарища казака, который и должон разведать крепость Кашлык. А пойдет он назад с моим крещеным татарином, который, вернувшись, принесет к лету план острога Кучумского.

Атаман Иван Кольцов, до сих пор сидевший молча, развернув свиток, обратился к присутствующим:

– Я вот так разумею, браты. У Гришки и Якова Строгановых жалованная грамота, государем дадена. На двадцать лет им льготы жалованы. И разрешает сия грамота завоевание Сибири на Тоболе, Иртыше и Оби. Послухайте, что им Иван пишет: «Где пригодитца для береженя и охочим на опочив крепости делати. Как отойдут урочные лета по жалованным грамотам лгото, и чем наши писцы опишут и оброк наш на вас писцы положат, и вы б те ваши оброки возили к нам на Москву».

Голос подал до сих пор молчавший атаман Никита Пан:

– Им сия грамота на семь лет дадена. И если поход не снарядят нынче, то отберет государь ее да другому охочему отдаст. Потому и поспешают снаряжать Максим и Семен Строгановы нас для похода. А Никита, сын Григория Строганова, не желает похода, владения-то его далече и набегам не подвергаются.

– Думаю, что к лету соберемся для дела желанного, как раз на Семенов день и выступим. Это в честь нашего отважного лазутчика, – рассмеявшись, хлопнул по плечу Семена Иван Кольцов. – А теперь, браты, тащите сюды плененного Кутатаба, дворецкого Кучумовского. Дадим ему дары для хана, уняв этим бдень их. Вскоре должны вернуться атаманы Ермак и Гроза от Максима Строганова. Максим уж и струги наказал нам к лету выделить для похода.

***

К середине весны пошел слух среди вогуличей и остяков о белом князе, собравшем войско для того, чтобы освободить их землю от узбека Кучума. Нес эту весть шаман, который на каждом стойбище рассказывал о великом князе, несущем вольность народу своему. С шаманом шел в Сибирь татарин из местных, он тоже подтверждал сказанное, заверял, что сибирские татары не пойдут служить узбеку и встретят белого князя как повелителя.

По снегу и замершим рекам успели шаман с татарином пройти до Сосьвы-реки, с половодьем двинулись на Обь.

***

Архип, раскидав ногами снег на крыльце, толкнул и открыл дверь в кузню.

– Ну, проходите, гости дорогие, – предложил кузнец Ксении и Ванюшке, – токмо вот не топлено, простыла насквозь кузня моя. Сейчас я поленья принесу да огонь высеку.

Хлопнув легонько по затылку Ивашку, он попросил сбегать и надрать с поленьев коры на растопку.

Вскоре печь загудела. По кузне разошлось тепло.

– Давайте все на печь! – приказал кузнец. – Отогреемся опосля долгой дороги.

Ванюшка первый сиганул наверх и, укрывшись шкурами, вскоре уже сопел своим курносым носом.

– Баньку я еще не поставил. Но ежели воды нагреть в казане, то можно в углу за печью купель княжью изготовить. Самим помыться, да и вещи кой-какие постирать.

– А вода где?

– Утром снега наносим. А опосля сходим с Ванюшей майну пешней на речке продолбим, там и будем брать. Сейчас я до лабаза сбегаю, принесу запасов, пир устроим по случаю прибытия нашего.

Пока кузнец выбирал, что взять на пир, Ксения веником и тряпкой убрала тенета, пыль по лавкам вытерла.

Осмотрелась. Кузня была рублена из березы. Русская печь мазана глиной. Верстак выструган умело, печь для нагрева железа около него. Самодельные восковые свечи освещали все убранство. Единственно не было в избе-кузне окошка. Были и сени небольшие. А входная дверь открывалась вовнутрь, не так, как у пермяков – наружу.

Она, осматривая устройство запоров двери, не заметила, как подошел Архип.

– Это чтоб выйти опосля бурана. Откапывать дверь тут некому, так и просидишь до весны, покуда снег не растает, – пояснил кузнец, занося припасы.

– А коль зверь какой носом пхнет, да дверь и откроется?

– На зверя собаки есть, да запор лиственный любой натиск выдюжит.

– Ты завтра куды-то собрался? – разглядывая занесенные лыжы, поинтересовалась женщина.

За собаками и лошадью днем пойду. Отдал я остякам на кормление их, пока в городище ездил. Ты без меня не робей. Я на следующее утро вернусь.

– Так как же тута не робеть среди леса столетнего? Вдруг медведь придет или еще кто.

– Медведь еще спит. А для еще кого пищаль у нас имеется. Я за ночь приклад смастерю да прилажу. Ружье мне не к чему, уж больно хлопотно с ним, мне и остроги да сабли хватит. Я на лыжах туды-сюды быстро обернусь.

Ксения, пока Архип, морщась от беспокоившей его боли в плече, выстругивал заготовку для приклада, нарезала оленины, растопила кусок льда, лежавший в сенях, и вскипятила воду.

– Возьми на полке мешочек, там шиповник сушеный, завари, – кивнув головой в сторону печи, посоветовал Архип.

Глава 47

ПЕРМСКИЙ КРАЙ