Звезды не гаснут

«Мне показалось, — подумал Айдогды. — Конечно, показалось. Я знаю, она любит мою мать, как свою собственную».

— Я хотел, — начал он, но в это время с улицы закричали:

— Айдогды! Тахиров!

Что ж, служба есть служба. Надо собираться в путь. Опять ловить контрабандистов или преследовать басмачей.

— Жди меня, Айсолтан.

Еще долго стояла Айсолтан недвижимо, словно застыв. Видела ли она наяву Айдогды, или он только приснился ей, приснился и исчез? И снова неизвестно, когда он вернется, и вернется ли он вообще, и снова будет ждать она его долгими часами, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому шагу, и повторять слова древнего заклинания: «О, аллах, верни его в дом живым и здоровым! А ты, пуля, ты, вражеская пуля, не ищи его, ты лети мимо. А ты, мой любимый, береги себя, не бросайся в огонь. Ты помни обо мне, ведь я жду тебя. Жду тебя… Жду».

* * *

Когда месяц спустя Тахирова вызвали в райком, он ни секунды не сомневался, что речь пойдет об учебе. Но вышло иначе.

Поладов сказал:

— По решению бюро мы перебрасываем тебя на хозяйственный фронт. С завтрашнего дня ты — заведующий овцеводческой фермой.

От неожиданности Айдогды растерялся.

— Товарищ Поладов… Вы же обещали послать меня на учебу.

— Надо потерпеть, товарищ Тахиров. Каждый работник на вес золота. Басмачество мы с твоей помощью истребили, теперь надо победить на фронте хозяйствования.

— Справлюсь ли я, товарищ Поладов?

— Справишься, Айдогды. Партия от тебя ждет помощи. А если так, то ты обязан справиться с любой работой. Положение из рук вон плохо. В течение трех лет колхоз не выполняет заданий по животноводству. Вот тебе первое задание — в этом году план должен быть выполнен во что бы то ни стало. Это — партийное задание. Мобилизуй людей, поговори с ними, подними молодежь. Словом, действуй. Нужна будет помощь — окажем. Хотя, повторяю, положение тяжелое.

Бесполезно спорить с Поладовым. Он требует невозможного, но разве с себя он требует меньше, чем с других?

Айдогды отпустил поводья. Каждый бархан, каждая гряда в этих местах были ему хорошо знакомы. По этим дорогам в детстве он возил чабанам еду, здесь же, в этих местах много лет спустя он преследовал басмачей. А теперь он едет для сражений на хозяйственном фронте, на который послал его товарищ Поладов. Казалось, только вчера Айдогды увидел его впервые, а теперь взглянул — Поладов уже седой. Сколько же ему лет? Совсем недавно, казалось, отмечали его тридцатилетие. «Когда же это было? До моего ухода в армию. Тогда все комсомольцы, сложившись, подарили ему настенные часы, а он стыдил их: «Не беру дорогих подарков». Значит, сейчас ему уже под сорок».

Впереди показался двугорбый холм… Значит, и чабанский кош[8] неподалеку. Еще несколько минут пути…

Пересохшие губы Айдогды словно почувствовали тепло пиалы с зеленым чаем…

С громким лаем бросились к всаднику мохнатые волкодавы; только один, белый, бежавший впереди, не подавал голоса.

— Что, Акбай, не забыл еще меня?

Услышав свое имя, огромный белый пес остановился. Словно по команде, замолкли и остальные собаки.

Это была первая радость для Тахирова. Второй стала встреча с Бабакули, которого, как оказалось, тоже совсем недавно направили сюда из колхоза. Но больше радоваться было нечему. Кош чабанов был в самом плачевном состоянии, да и загон, построенный некогда еще Мурзебаем, еле держался. Но хуже всего было то, что колодец мог в любую минуту выйти из строя, и тогда беда.

Как говорил Поладов, до сих пор фермой заведовал Гарахан и вроде бы работал старательно, да только ничего у него не получилось.

Гарахан встретил Тахирова приветливо, не выказывая ни обиды, ни недовольства.

— Угощайся чаем, Айдогды. Устал, наверное, в дороге.

— Спасибо, Гарахан. Только давай сначала, пока не зашло солнце, пересчитаем овец.

— Куда торопиться? Чем хочешь отвечаю, все овцы на месте. Ни одна не пропала.

И действительно, не только ни одна овца не пропала, но еще шестьдесят две оказались лишними.

— Может быть, прибились из других отар, — предположил Гарахан.

— Не может этого быть, — уверенно сказал Бабакули.

— А ты почем знаешь?

— Сам вчера пересчитывал. Столько же было. По-моему, ты держишь здесь своих собственных овец.

Лицо Таракана вытянулось и побледнело. Дело оборачивалось нежелательным образом. Как же это он так оплошал? К приходу Бабакули вполне можно было отправить лишних овец обратно, да жаль было гнать их с такого прекрасного пастбища. Недооценил он опасность… Что же делать? Можно признать свое поражение и отдать овец колхозу, но так… просто, ни за что ни про что? С другой стороны, он готовился вступить в партию, договорился с самим Сарыбековым о рекомендации. «Человеку, который разоблачил родного отца, рекомендацию дам», — сказал ему Сарыбеков. А теперь? Как бы вместо вступления в партию не оказаться под следствием.

Тахиров смотрел на него и видел все его сомнения. Что скажет, чем попытается оправдаться Гарахан? Будет изворачиваться или честно признается в своей ошибке, если только это ошибка.