Но теперь, услышав слово «пятно», Шияхметов понял, почему он все-таки не любит капитана Сарыбекова. Можно ли любить человека, который всегда ищет в людях «пятно», и самое большое удовольствие получает именно тогда, когда узнает, что подозреваемый им человек оказался небезупречным?
— Я попросил бы вас уточнить свою мысль, товарищ капитан, — сказал комбат. — О каком пятне вы говорите?
— Вы знаете, о каком. Я, конечно, не имею права вмешиваться в то, как вы составляете свои донесения. Но в таком принципиальном вопросе я молчать не буду. Ведь вместо того чтобы прямо осудить пропавшего без вести Тахирова, вы объявляете его героем.
— А вы, конечно, так не считаете, товарищ капитан?
— Вы должны отдавать отчет, товарищ майор, что старший сержант Тахиров находится в настоящий момент в немецком плену.
— Вы переходите все границы, товарищ капитан. Вы ведете себя недопустимо.
Но Сарыбеков был невозмутим. Не обращая внимания на гневный тон комбата, он спокойно ответил:
— Вы проявляете недопустимую доверчивость, товарищ майор. Не забывайте, мы на фронте. Людям надо верить, это бесспорно. Но верить им надо только, когда обстоятельства…
Комбат круто повернулся и вышел, не дослушав. Метель, что со свистом билась между закоченевших деревьев, охладила его пылающее лицо. Но Шияхметов даже не почувствовал холода. «Он ест фашистский хлеб» — эти слова не выходили у него из головы. Если Сарыбеков не верит Тахирову, отбившему с горсткой бойцов четыре атаки и уничтожившему около полусотни фашистов, то кому же он тогда верит? И тут он понял, что Сарыбеков не верит никому
. Потому он так и неуязвим. Он убежден, что человек плох, лжив и бесчестен, и требует доказательств, что это не так. С каким наслаждением он проверяет и перепроверяет анкеты тех, кого представляют к правительственным наградам, и как радуется он, когда находит у кого-либо в прошлом какое-либо «пятно». Откуда берутся подобные люди? Что движет ими?Ответа на эти вопросы он найти не мог.
А Сарыбеков уже докладывал начальнику политотдела бригады:
— Товарищ подполковник. Разрешите изложить свою точку зрения на сводку о бое первого батальона тридцатого января.
— Излагайте. Только по возможности короче.
— По-моему, командир батальона майор Шияхметов допускает преступный либерализм в оценке событий. Я боюсь, что это может привести его к политическим ошибкам…
— Попрошу вас излагать факты. Если вы ими располагаете.
— Речь идет о пропавшем без вести старшем сержанте Тахирове. Нет сомнения, что он находится в плену у немцев. Возможно его использование фашистами против нас в целях пропаганды. А командир батальона вместо того, чтобы осудить Тахирова, собирается представить его к правительственной награде.
— Подтвердилось ли сообщение командира первого батальона о том, что немцы отступили, оставив на поле боя сорок девять трупов?
— Так точно, товарищ подполковник. Это установленный факт.
— Откуда, по-вашему, взялись эти трупы?
— Отделение Тахирова…
— Вот именно, капитан. Отделение Тахирова показало в этом бою образец выполнения воинского долга, своей самоотверженностью и героизмом сорвав замыслы фашистского командования. Какие у вас есть основания для выдвигаемых вами подозрений?
— Я хочу предотвратить возможную ошибку, товарищ подполковник. Если бы Тахиров не был жив, мы нашли бы его тело на месте боя. Но мы не нашли его, следовательно, он жив, и он в плену. А раз так, мы должны быть готовы, что немцы захотят использовать его в целях пропаганды.
Начальник политотдела посмотрел на Сарыбекова долгим взглядом.
— Есть ли на свете человек, которому вы доверяете, капитан?
Сарыбеков промолчал. Не дождавшись ответа, подполковник сказал:
— Вы свободны, товарищ капитан. Можете идти.
Майор Хильгрубер никогда всерьез не верил в бога. И все же он поблагодарил всевышнего за столь успешное начало дела. Этот старший сержант может оказаться ценнее, чем батальон обычных пленных. Для него же, майора Хильгрубера, это просто редчайшая удача.
Настроение у Хильгрубера так поднялось, что он готов был откровенничать даже с Шустером, хотя тому и было не до веселья.
— Выше нос, Шустер. Считайте, что вам повезло. Покойный штурмфюрер добыл для нас именно то, что требовалось. И если мы сумеем воспользоваться этим…
Гауптштурмфюрер Шустер не видел причины для ликования. Конечно, неплохо, если пленный азиат окажется чем-либо полезен. Но оптимизма Хильгрубера он не разделял.
— Он уже вам что-нибудь рассказал?
— Нет.
— Так чего же вы радуетесь?
— Я радуюсь всегда, Шустер, когда встречаюсь с трудной задачей и с достойным противником. Нам сейчас не нужны обыкновенные предатели, их у нас хватает. Нам нужен именно такой, убежденный большевик. Как этот старший сержант. Весь вопрос в том, чтобы склонить его на свою сторону. Такой человек принесет больше вреда противнику, чем весь ваш батальон.
— Не понимаю я вас, майор, — пробурчал Шустер.