Звезды не гаснут

Буква вплетается в букву — образуется слово.

Слово становится возле другого слова — и вот уже образуются строчки, имеющие смысл. Какое это поразительное чудо!

— Если будешь старателен и послушен, через три-четыре года сможешь читать книги и ты, — обещал ему Сахиб-мулла.

В школе произошли с недавних пор изменения. Исчезли прутья для наказания, да и сам Сахиб-мулла, или почтенный, как его надо было раньше величать, теперь назывался учителем. По новому закону он обязан был всех обучать бесплатно…

* * *

Огромной железной птицей кружил над аулом аэроплан. Но теперь Айдогды уже не пугался его, как испугался в прошлом году, увидев впервые. Тогда ему показалось, что на него летит дракон из самых страшных бабушкиных сказок. Теперь он с интересом смотрел, как двукрылый аэроплан проносится в небе, оставляя за собой белый след. Это были листовки, которые, кружась, опускались на землю.

Айдогды поймал одну. На белой бумаге бежали непонятные строчки. Он дал себе слово, что еще усердней будет заниматься в школе, — тогда в следующий раз он сможет сам прочитать то, что написано на небесной бумаге.

Впрочем, он узнал это много быстрее. На следующий день из районного центра приехали люди в кожаных фуражках, которые называли себя работниками просвещения.

Арчин объявил жителям аула:

— Сейчас выступит товарищ Поладов. Он прочитает воззвание.

— Товарищи! Трудящиеся! Сотни лет угнетали вас. Долгие годы вы лишены были возможности учиться, — так начал Яйлым-ага, держа в руках листовку, одну из тех, которые вчера разбрасывали с воздуха. — Царизм старался развратить народ. Его представители насаждали лихоимство и взяточничество, они и сами грабили вас и приучали вас к сутяжничеству, лжи, воровству; они старались привить вам пороки, чтобы вами было легче управлять. Братья-мусульмане! Неужели вам не надоело жить в вечной темноте, в вечном рабстве? Если надоело — тогда открывайте школы. Не верьте людям, которые говорят, что простому человеку знания вредны. Это уловки богачей, врагов народа. Они нарочно хотят держать вас в рабстве и темноте. Если каждый грамотный мусульманин научит сто мусульман чтению и письму — пройдет немного лет, и у нас будут уже свои общественные деятели, свои учителя, которые помогут нам полностью освободиться от всякого гнета. А потому, братья-мусульмане, мы призываем вас, призываем всех вас — помогите нам. Помогайте нам открывать школы. И посылайте в эти школы своих детей, потому что в них — наше будущее…

После митинга Поладов заметил в толпе Айдогды и позвал его.

— Ты ведь учишься в школе?

— Учусь, Яйлым-ага.

— А кто у вас учитель?

— Сахиб-мулла.

— Бичует ли он пороки старого общества?

— Нет, — сказал Айдогды. — Он теперь никого не бичует, теперь даже прутьев в школе нет.

Все вокруг засмеялись, Айдогды обиженно подумал: «Чего тут смешного?»

— Я спрашиваю тебя не об этом. Я спрашиваю: разоблачает ли он баев и прочих вредителей?

На уроках в школе Сахиб-мулла ни о чем подобном не говорил, и Айдогды ясно понял, что стоит ему сказать правду, учителю несдобровать.

— Ты что молчишь, Айдогды?

— Я… я уже выучил много букв!

— Я тебя спрашиваю о твоем учителе. Что говорит он вам на уроках про старую и про новую жизнь?

Айдогды стоял молча, потный и красный.

— Молчишь, значит, — презрительным голосом сказал Поладов. И отвернулся от него.

— Кто здесь бывший мулла Сахиб?

Сахиб-мулла отделился от толпы.

— Слушай внимательно, учитель Сахиб, — сказал Поладов и пальцем уперся Сахиб-мулле в грудь. — Отныне ты служишь трудящимся. Даю тебе ровно год сроку. Перевоспитайся. Забудь о том, что ты был муллой, и стань настоящим красным учителем. И говори своим ученикам правду о новой власти, не то плохо, очень плохо тебе будет. Понял?

Невидящий взгляд Поладова скользнул по лицу Айдогды…

«За что презирает меня Яйлым-ага, — думал мальчик, медленно бредя по улице. — Он хотел, чтобы я сказал что-то плохое о своем учителе. Но я не могу, не могу. Пусть он раньше был муллой и угнетателем, но теперь-то он никого не угнетает. Он старается быть хорошим, и мне он желает добра». И тут Айдогды спросил себя: вот Яйлым-ага отвернулся от него при всех, а Сахиб-мулла был с ним ласков — кто же ему больше нравится, на кого он хотел бы быть похожим? И тут уже не было никакого сомнения — конечно, он хотел бы быть таким, как Поладов.

Но теперь, наверное, Поладов никогда не будет с ним разговаривать.

Если бы хоть кто-нибудь знал, как тяжело было на душе у Айдогды! Эх, стать бы птицей, улететь бы отсюда в неведомые края. А может, убежать в город? Говорят, что для тех, у кого нет дома, там построили огромный дворец. Но можно ли даже думать о том, чтобы бросить маму и братьев? Как плохо человеку, когда он не знает, как ему жить дальше. Не знает, как жить и что ему делать.

* * *