В школу я пошла в пять лет, но до этого надо было как-то документы оформить. Я была вообще без имени. Мать звала меня то Сюся, то Муся, то Кузя. Отец выпил. Любое дело начиналось с этого – как у всех нормальных людей: кому-то требуется перекурить, кому-то рюмочку выпить. А потом уже можно думать. Папаша выпил нормально. У них с мамой произошел конфликт: «Что ж ты делаешь, тебе же ребенка надо идти записывать, там же люди сидят!» – «Я пойду один!» – «Нет, ты назовешь не так! Я тебе сказала: Рая или Зоя». Он пошел в сельсовет и думает: «Идет это маленькое существо со мной рядом. Сколько ей в жизни еще пахать и работать». Я родилась 13 декабря 1950 года. А он записал: 13 января 1948 года. Прибавил мне пару лет, чтобы я пораньше пошла на пенсию. Чтобы хоть что-нибудь досталось от государства. Мать его потом пытала, как назвал. Он сказал: «Людмила». Мать его не стала ругать. Ей понравилось это имя. Почему-то ей хотелось, чтоб я была Рая или Зоя, чтоб я вышла замуж за военного и была врачихой – это удовлетворило бы все ее жизненные амбиции. Она мне потом сказала, что Людмила – хорошее имя, не украинское, правда, но – ладно…
3
Мой старший брат, к сожалению, ушел из жизни уже давно. У нас с ним были очень близкие отношения. До определенного возраста спали вместе. Какое там постельное белье? Мать нам шила пододеяльнички, простыни: дети – это святое. На зиму резали кабанчика – и мы с братом бились в истерике, когда этого несчастного кабанчика резали. Мы же с ним общались, мы же его растили, поили. Это были мои первые трагедии. Лежим с братом, заснуть не можем, то ссоримся, то миримся, то хихикаем. Вздумали делать операцию коту. Взяли несчастного кота, надели белые тряпки – решили, что мы зубные врачи. Взяли плоскогубцы, решили вырвать коту зубы. Слава богу, кот убежал, ничего у нас не вышло, но было большое желание поработать врачами. Мы пили шипучку: уксус, сода и сахар. Спали бы порознь, быстро бы заснули. А так – болтаем до полночи. Есть хочется. А мать в макитре делала колбаску и заливала нутряным жиром. Он застывает, и нужно его молотком и отверткой выбивать, чтобы достать кусочек колбаски. Мы умудрялись ее достать. Матери стоило большого труда следить за постельным бельем – где его зимой в кадке стирать? А мы под этим чистым бельем наворачивали жирную колбасу: вдруг мать зайдет?
У нас были замечательные праздники. Может быть, оттого, что людям больше негде было душу отвести. Отмечали все наши государственные праздники. Новый год меньше помню, игрушек не было, елочку посыпали дождичком. А самые пафосные – 1 Мая, 7 Ноября – демонстрации, репродуктор громко орет, мы идем всей семьей, со всеми здороваемся. Выходил наш председатель сельсовета и говорил речи. А утром дома всегда был банкет. Однажды брат увидел на столе блюдечко, выпил из него, а это – бензин. Мать чистила отцу брюки. Отравился несчастный ребенок, испортил весь праздник.
4
Отца перевели в Кривой Рог, и мы переехали в общежитие. У меня в голове такие мелочи – вроде, дурацкие, но вся жизнь из них состоит. Надо было ноги помыть, и я подняла ножку в раковину. Я то открывала кран, то закрывала, думала: как вода-то льется? Я этого никогда не видела. Я до сегодняшнего дня не понимаю, как человек может включить воду и пойти разговаривать по телефону – для меня это нонсенс. Меня поразил белый кафель, вода, льющаяся из крана.
Борька, моя первая любовь. У нас с ним была разница в возрасте, и в школе девчонки были значительно красивее меня. Как-то мы с ним поехали в пионерский лагерь и разговорились. Это была и первая любовь, и первая дружба. Сегодня, когда одному человеку 18, а другому 15, были бы и сексуальные отношения, почему нет? Это нормально. У нас – не было. Мы целовались. Он нечаянно задел меня, я разрыдалась. Он: «Мила, я не хотел тебя обидеть, я случайно». Я больше играла, конечно. Это были такие странные любовные игры, а мне было очень приятно.
5
Я проходила мимо театра и думала: «Неужели когда-нибудь откроется дверь, и я выйду, как артистка, а меня встречают?..» Я никогда не верила, что стану известной, смогу выйти на сцену и перед людьми что-то изображать. Кем я хотела стать? И врачом, и учителем. Мне нравилось все. Меня влекло и на сцену, я понимала, что есть во мне то, что я могла бы показать. Я вставала, надевала мамино платье – очень красивый крой, просто французское платье. И пела перед трюмо. Пришло время – надумала ехать поступать.