Звезды немого кино. Ханжонков и другие

Зато вторая попытка увенчалась полным успехом. Это был сразу же ставший знаменитым фильм «Понизовая вольница» («Стенька Разин») — премьера его состоялась 15 октября 1908 года. Об этом фильме много написано. «Вольница», как его иногда запросто называли, был первым в русской истории музыкальным фильмом — показ его сопровождался красивой, оригинальной музыкой, сочинённой специально известным композитором Михаилом Ипполитовым-Ивановым. Между прочим, Дранков и не думал оплачивать эту музыку, как и работу сценариста, имя и фамилию которого мы уже знаем — Василий Гончаров. Ведь письменного договора никто не заключал. А Дранков... он такой!

Он пошёл ещё дальше: перед началом каждого сеанса показывал фрагменты своих будущих фильмов, заманивая публику. Именно от него пошла традиция «крутить» киножурнал, анонсируя фильмы. После Санкт-Петербурга эта традиция потихоньку перекочевала во все европейские и американские кинотеатры (хотя возможно, что там она родилась сама по себе).

Примерно два года Дранков был фактически главным конкурентом Ханжонкова. Вообще, на протяжении первых трёх-четырёх лет конкуренция между этими двумя корифеями была отчасти шутливой — но и втайне неприязненной. Эта «забава» периодически приводила к появлению в прокате почти одинаковых фильмов — например, фильм Ханжонкова «Трёхсотлетие царствования дома Романовых» вышел в 1913 году и в том же году, чуть позже, был выпущен фильм Дранкова «Воцарение дома Романовых». И такие совпадения случались не только с юбилейными фильмами. Но, к чести Ханжонкова, он никогда не был инициатором таких «совпадений».

Интересно, что заказ на создание декораций для фильма Дранкова «Воцарение дома Романовых» выпал на долю не кого иного, как будущего режиссёра, а тогда художника-декоратора Евгения Бауэра. Оценив его дельные советы, Дранков поручил Бауэру поставить для своей компании сперва один фильм, потом другой — целых четыре. Но скоро перспективного постановщика переманила фирма «Братья Пате», после чего он окончательно перешёл на постоянную работу к Ханжонкову, лидеру русского кинопроизводства.

Интересно, что оператором у Дранкова — и оператором хорошим — первые два-три года был Николай Козловский, первый русский в этой должности. Все прочие операторы были иноземцы: французы Форестье, Топпи, Мейер, неудачливый итальянец Витротти и старательный, но поначалу очень невезучий полушвед Владимир Сиверсен. Это уж позже появились А. Левицкий и другие.

Дранков первым в России приступил к выпуску отечественных детективных киносериалов, которые тем временем уже вошли в моду во Франции. Снятый в его ателье многосерийный фильм «Сонька Золотая ручка» (1914—1915), о котором так небрежно отозвался уже помянутый Лев Никулин, пользовался сногсшибательным успехом у публики. Его режиссёры Владимир Касьянов и Юрий Юрьевский, а более всего удачная артистка Нина Гофман, виртуозно сыгравшая во всех десяти сериях знаменитую авантюристку, обеспечили успех картины. Да и остальной ансамбль был очень хорош. Всё это, вместе взятое, оставляло самое эффектное впечатление от этой ленты.

Дранков был едва ли не первым, кто стал украшательски вводить в рекламу оригинальные (но, естественно, анонимные) стихотворения, многие из которых вскоре обрели песенную форму. Это тоже была смелая новинка. Выглядело это так: «Чёрный Том» (в роли Тома Иза Кремер). Название предваряло фильм, а далее шло краткое содержание в стихах:

Том был мальчик хоть куда
И служил он в чайном магазине,
Он был чёрен, как смола,
Разносил покупки по домам в корзине.
И мечтал бедняжка Том,
Что, когда он вырастет большой,
Купит он высокий дом,
Будет жить в нём с белою женой...

И так далее... стихотворно, хотя и не слишком грамотно. Надо сказать, что иногда в фильмах (и полностью, и фрагментами) использовались и стихи известных, даже классических авторов. Не знаю, сколько раз их цитировал Дранков — мне попалось три случая, но уверен, что они не были исключениями. Конечно, и за это авторам ничего не платили.

Бесспорно, на счету Дранкова было много всякого. Он, конечно, изрядно раздражал своими успехами, похвальбой и другими привычками — раздражал конкурентов, раздражал чистоплюев-критиков, но не было в нём ни скупости, ни жадности, ни мелочного злоязычия, ни желания испортить чью-то карьеру... С ним можно было общаться вполне дружелюбно, не склочно и, может, чуть юмористически.