Звезды сделаны из нас

Ресторан в девятом вагоне и забит до отказа, поэтому я просто покупаю пять завернутых в пленку бутербродов – три с сыром и два с рыбой – и иду обратно. Беру у проводницы чай в металлическом подстаканнике и возвращаюсь к себе. Поезд тормозит, мужики-попутчики торопятся выскочить покурить, а женщина с нижней полки неожиданно любезно двигается и предлагает мне поесть «нормально» за столиком. Чай – крутой кипяток. И пока он остывает, я успеваю один за другим проглотить два бутерброда. На улице снова дождь. Мужики, ссутулившись и запрятав сигареты в кулаки, суетливо дымят почти напротив нашего окна. Внезапно из туманной серости к ним подваливает какой-то тип в тонкой черной ветровке и высоких, облепленных грязью ботинках, с виду вроде молодой парень вроде меня, хотя толком разглядеть невозможно. Просит у них сигарету, но не закуривает, а прячет в карман и что-то говорит, широко жестикулируя. Но мужики только трясут головой и торопятся от него отойти.

Возвращаются мокрые, дрожащие, противно воняющие табаком.

– Да хоть и сдохнет, – ворчливо бросает один другому, убирая пачку сигарет в карман куртки. – Туда им и дорога. Воздух чище будет. Нарики как тараканы: грязь и мерзость.

– Может, он не нарик? – пожимает плечами второй. – Может, его правда кинули?

– Ага. Сто тысяч раз. Ты че? Только родился? Они же как цыгане, с три короба тебе наплетут, лишь бы денег дал.

– Да я и не собирался ничего ему давать, даже если он и не нарик. Мне самому жить не на что. – Мужик, глухо хмыкнув, подмигивает мне, и они снова, достав телефоны, усаживаются рядом.

Я с тревогой смотрю в окно. Парень в ветровке стоит на том же месте, засунув руки в карманы, голова опущена, волосы насквозь промокли, грязь с ботинок течет желтыми струями в лужу под ногами.

– А что с ним? – осторожно спрашиваю у мужиков.

Те дружно поднимают головы.

– Говорит, грабанули. Деньги отняли, и теперь не может вернуться домой. Но это точно гон. Нашел дебилов.

Вглядываюсь в темную жалкую фигуру, и не могу глазам поверить. Это же Мишка! Его острый подбородок, челка, нахохленная поза… Повинуясь внезапному необъяснимому порыву, вскакиваю и мчусь к выходу из вагона. Возле раскрытой двери стоит проводница:

– Куда намылился? Отходим уже.

– Мне на минуту.

– У нас нет минуты.

Но я все равно проскакиваю мимо нее и вылетаю на перрон.

– Немедленно вернись! – кричит проводница истерично.

Парень поворачивается в мою сторону, вытаскивает руки из карманов, и я вижу, что это, конечно же, не Мишка. Но кто-то очень похожий на него. Кто-то, кого, быть может так же умирая от страха и волнения, ждет дома мама. Достаю на ходу из джинсов стопку денег, вытаскиваю из нее пять тысяч и сую ему. Лицо парня вытягивается, поезд издает сигнал отправления.

– Бери! – кричу я.

– За что? – недоумевает парень.

– Просто поезжай домой, и все.

Дрожащие пальцы смыкаются на уголке купюры.

– Спасибо, – шепчет он, но у меня нет времени даже рассмотреть его.

Заскочить в поезд успеваю уже на ходу. Спасибо проводнице, дождавшейся меня с открытой дверью.

– Ты ненормальный! – тут же накидываются на меня мужики. – Деньги некуда девать? Ты сколько ему дал? Пять косарей?

– У вас хорошее зрение.

Оставшиеся бутерброды дожидаются на столе. Чай уже можно пить. Но теперь все смотрят на меня, как на сумасшедшего. Это так знакомо и привычно, что я неожиданно расслабляюсь.

– Как пришло, так и ушло, – глубокомысленно говорю женщине, не проронившей ни слова, но отодвинувшейся от меня подальше.

– Лучше бы ко мне ушло, – бурчит один из мужиков.

Лица у них вроде бы и разные, но различать их почему-то сложно.

– Украл, что ль? – подозрительно щурится второй.

– Да они сейчас все такие, – отмахивается женщина. – Бестолковые и жирующие. Вот ты ему сейчас деньги дал, а он пойдет и еще себе наркотиков купит. Неужели не понимаешь, что только хуже для него сделал?

– Я сделал это не для него, а для себя.

– Типа добренький? – с неприятным ехидством хмыкает мужик.

– Просто потом я бы мучился, что мог чем-то помочь, но не помог.

Женщина протяжно вздыхает, мужик крутит пальцем у виска, а второй закатывает глаза. Но мне их понимание и не нужно. Забираю бутерброды и лезу на свою полку. До моей станции остается два часа.

Скрепя сердце, открываю телефон. Количество неотвеченных вызовов возросло до пятнадцати. Двенадцать, как я и думал, от мамы и внезапно три от Румянцевой. Этой что еще нужно?

От мамы еще висят сообщения: «Ты где?», «Немедленно перезвони», «Ко мне приходила твоя подруга. Не сомневайся, ты ей очень нравишься», «Миша передает тебе привет» и «Если не позвонишь, буду искать тебя с полицией».

Очень странно, с чего вдруг Румянцева приперлась к моей маме? Не иначе как, разобидевшись, опять затеяла какую-нибудь гадость. Отвечаю маме: «У меня все хорошо. Позвоню позже» и перехожу в ВК.

Румянцева пишет непонятное: «Передай своей спасибо за представление. Мы все поржали».