Звезды сделаны из нас

– Расскажи про себя что-нибудь еще, – и в его тоне слышатся нотки усталости.

Мои хобби, равно как и я сама, никогда никому не были интересны, и я теряюсь:

– Что рассказать?

– Не знаю, про сестру, например.

Написать что-то умное быстро не получится, поэтому надиктовываю голосовое:

– Ее зовут Алина. Сестра – мамина копия. Испытывает на себе все новейшие эксперименты бьюти-блогерок, умудряется выглядеть круто даже в домашнем халате. Мы погодки, но живем в параллельных вселенных. Я ее даже в школе не помню: она со всеми ладила, и никто нас не отождествлял. После девятого ушла в колледж, но не доучилась: в восемнадцать залетела и родила.

– Ого! Так ты уже тетя?

Теперь мы обмениваемся только голосовыми сообщениями.

– Да, в голове не укладывается. Какое-то страшное слово. Боря… ну, мой племянник, – вездесущий, орущий маленький монстр, который умеет ползать и крушить, но не может спокойно поспать хоть одну ночь. – Я грустно улыбаюсь. – Правда, мелкому сейчас нездоровится, и я готова простить ему все, лишь бы он перестал болеть.

– Вы живете вместе? В одной квартире? – не унимается Глеб.

– Ну да. Алина – сторонница свободных отношений, и ее последний парень растворился в воздухе, как только узнал, что она в положении.

– Урод.

– Есть такое.

Глеб задает все новые и новые вопросы, просит сфотографировать кукол, мою комнату и даже Борю – ума не приложу, на кой племяш ему сдался. Но сейчас темно – под этим благовидным предлогом я отказываюсь.

– Давай лучше так расскажу. Наша квартира – что-то среднее между детсадом и костюмерной, я живу в этом бедламе и пытаюсь не сойти с ума. Но иногда схожу – и тогда чувствую себя пришельцем, упавшим не на ту планету. Поэтому стараюсь никого не впускать в свою комнату.

– Хорошо, когда есть своя комната. Уж это-то я понимаю!

– Для меня особенно.

– Почему?

– Это место, защищенное от хаоса внешнего мира. Хотя мне все чаще кажется, что я сама являюсь причиной этого хаоса. Он во мне, внутри. В душе. Поэтому все складывается так…

– Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звезды, – Глеб вдруг изрекает фразу, которой я подбадриваю себя в минуты отчаяния, и легкое головокружение вынуждает прислониться к спинке стула.

Хаос переродился в звезды – они сияют, колются и щекочут в груди, а я задыхаюсь.

Глеб словно здесь, рядом, и мы сидим вместе и болтаем, как если бы он зашел ко мне в гости. Удивительный эффект присутствия.

– А давай созвонимся? – предлагает он, но я напрягаюсь – не уверена, что готова показать ему свой быт и ненакрашенную бледную физиономию.

Приходится маскировать панику чопорностью:

– Не сейчас. Нам нужно попрощаться. Я не могу тебя больше слушать.

Беда в том, что я могу слушать его часами, но, показав, как живу, рискую больше никогда не услышать.

– Подожди! Давай договоримся. Просто скажи, когда? – Он вклинивается с сообщением до того, как я успеваю выйти из диалога.

– Завтра днем, – наобум предлагаю я только потому, что завтра – это не сейчас. Хотя и к завтрашнему дню я вряд ли буду готова. – Я напишу, когда смогу.

– Отлично! Буду ждать!

* * *

С самого утра я нарезаю круги по квартире, робко занимаю уголок дивана, но сижу как на иголках. Тучи рассеялись, светит яркое солнце, однако погода за окном больше не похожа на лето: в листве и траве заметны желтые оттенки, а небо стало прозрачнее и выше.

Боря, позабыв о недомогании, визжит, хохочет и на бешеной скорости ползает по коридору. Мама готовит фетучини с креветками, которое мы сто лет не ели, Алина ей ассистирует, и я небезосновательно подозреваю, что кто-то из дражайших подслушал мой пятничный разговор с Глебом.

Тот донимает короткими сообщениями:

«Ну что?», «Когда?», «Завтра уже наступило!»

Смиренно ухожу в комнату, с пристрастием оглядываю обстановку и свое отражение в зеркале, выкручиваю темно-бордовую, почти черную помаду и торгуюсь с собой.

Хватит вести себя по-детски. Прятать голову в песок – не решение проблем! Я видела его, а он видел меня. Мы обменивались голосовухами. Так какого же я вздумала бояться?

«Я освободилась. Давай». Сообщение отправлено, я глупо моргаю, и до меня вдруг доходит: прямо сейчас мы поговорим нормально – без шанса задуматься над фразами, стереть их и записать заново.

Рука, сжимающая телефон, становится влажной, но мне до жути любопытно увидеть, чем Глеб живет!

Пока он мешкает, я успеваю собрать волю в кулак и, как только на экране появляется вибрирующий кружок входящего, принимаю вызов и мгновенно исчезаю из обзора.

– Вот, – навожу камеру на своих красоток, – ты просил показать кукол. Вон та блондинка – прямиком из 1985 года, в свое время она не была редкой, но теперь в хорошем состоянии таких не сыскать. А вот эта рыженькая – по-настоящему коллекционный экземпляр. На эту девочку я потратила пару недель кропотливой работы, даже волосы ей заменила, и продавать теперь попросту жалко…

Возможно, мой голос звучит слишком нервно и невнятно, а рассказ получился тупым, но Глеб одобрительно хмыкает и признается:

– А у нас с братом есть коллекция машинок. Общая.