Звезды сделаны из нас

На четвертом уроке Жанна Ильинична объявляет о вечере памяти. Мол, каждый, кто хочет, в особенности если дружил и общался с Макаровым, обязан подготовить короткую речь. Сказать пару слов о Макарове, о том, каким он был хорошим другом и как нам всем теперь его не хватает. Она все это говорит, а мне смешно. Забавляет формулировка «кто хочет – обязан». Такой типичный школьный подход. Вроде и интересуются твоими желаниями, но тут же дают понять, что никому они не нужны. Организатором этого потрясающего мероприятия назначают Соболеву. Она должна будет составить список участников и контролировать их подготовку к выступлению. Однако список составляет сама Жанна Ильинична. Соболева только конспектирует. Классная проходит по рядам и тычет пальцем в тех, на ком останавливается ее взгляд. В основном это члены шоблы: Титов, Румянцева, Юсупов, Журкин, Ляпин, Моргунова. Им поручается за два дня написать «памятную речь» и принести на проверку классной. Естественно, они возмущаются. Среди них нет никого, кто мог бы нормально связать хоть пару слов. А четверка по русскому, кажется, только у Моргуновой. Но Жанна Ильинична строга и непреклонна. Говорит, что тот, кто этого не сделает, будет сдавать по десять отрывков из «Войны и мира». Угроза страшная даже для меня, потому шобла, все еще недовольно ворча, принимает условия.

В первый момент, когда Жанна Ильинична доходит до моей парты и, развернувшись, возвращается к учительскому столу, я ликую. Радуюсь, что от меня отвязались. Но после того, как она начинает наставлять Соболеву «спрашивать с них жестко», а та вяло кивает и с опаской косится на Румянцеву, до меня вдруг доходит, что я чуть было не прошляпил свой шанс.

– Жанна Ильинична, а можно мне? – Я торопливо вскакиваю с места.

– Чего тебе?

– Жестко их проконтролировать.

Пока я это говорю, в голове созревает мегаплан. Еще непродуманный, интуитивный, но я уже предвкушаю, как можно все круто обставить.

– Елена Львовна сказала, что ты отказался.

– Так это было позавчера. А сегодня я согласен.

Классная критически осматривает меня с ног до головы:

– Что у тебя за вид, Филатов?

– А что не так?

– Он не школьный.

– Елена Львовна велела надеть траур.

– Все понятно, – Жанна поджимает губы, но тему предпочитает не развивать. – Забери список у Соболевой и запомни: с тебя я тоже буду жестко спрашивать.

* * *

Я решаю одним махом убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, у меня теперь есть официальная власть над шоблой, пускай в таком незначительном вопросе, но это лучше, чем ничего. Во-вторых, можно добиться, чтобы Макаров получил по заслугам. Ну а в-третьих, мама решит, что я «внял ее увещеваниям», и успокоится. Кроме того, мне будет чем удивить Нелю и подать ей это как торжество справедливости.

– Чего ты добиваешься, Филатов? – На перемене ко мне подваливает Румянцева, ее черные волосы топорщатся в разные стороны, будто вороньи перья. – Объясни, пожалуйста, что происходит. Все эти годы ты сидел и помалкивал, а теперь, что ни день – какая-то выходка.

– Это я еще рано начал. Илья Муромец тридцать три года сидел и помалкивал.

– А тебе не кажется, что один ты эту войну не потянешь?

– А я и не один, – перед глазами проносится картинка, как мы с Нелли, стоя спиной к спине, держим перед собой обнаженные мечи.

– Да? – Румянцева подозрительно прищуривается. – И кто же за тебя впряжется?

– Лучше скажу, чего я добиваюсь, – я выдерживаю многозначительную паузу и наслаждаюсь нетерпением моей собеседницы. – Я хочу, чтобы вы признали, что Макаров был уродом, и в будущем слушались только меня.

Сначала у Румянцевой открывается рот, потом расширяются глаза:

– А ты не офигел?

Я смеюсь и пожимаю плечами.

– Ты пошутил, да? – неуверенно спрашивает она, но в глазах читается прежнее изумление.

– Думай, как хочешь.

– Если продолжишь в таком духе, у тебя точно будут неприятности.

– Передай своим, пусть в следующий раз меня сразу убивают, а то буду залавливать их по одному.

– Нет, ты точно больной.

– Пишите лучше свои речи и не теряйте время. Вам придется очень постараться, чтобы сказать что-то хорошее о Макарове.

– Не волнуйся, – Румянцева принимает свой обычный нахальный вид, – в Гугле уже все написано.

* * *

На биологии показывают документальный фильм ВВС про различия между мужчинами и женщинами. Внезапно это оказывается любопытно, и я закидываю Нелю сообщениями: «Представляешь, если запустить в лабиринт мужчин и женщин, то мужчины раньше женщин найдут выход», «У мужчин сильнее, чем у женщин, развито стремление принадлежать какой-то группе», «Женщины лучше различают цвета, зато мужчины хороши в отслеживании быстро движущихся объектов», «Из-за тестостерона мужчинам проще похудеть и легче набрать мышечную массу» и всякое такое прочее.

Она пишет: «Это всем известные факты, Глеб. Ты что, с луны упал? А у женщин лучше обоняние, а мужчины чаще прислушиваются к своему самочувствию».

Я, наверное, и впрямь упал с луны. Все это совершенно для меня ново.

– Хочешь, сходим сегодня в Третьяковку? – От биологии я уже отвлекся.

– Ты серьезно?