Звезды сделаны из нас

Для порядка поторговавшись с собой, отыскиваю в Сети страницу одной из блогерок – любимиц сестры, просматриваю ролик и внимательно запоминаю последовательность нанесения ультрамодного макияжа. Вываливаю на плед содержимое косметички и пробую изобразить на своем бледном лице такое же буйство красок.

Телефон коротко жужжит, но мгновенная радость тут же сменяется разочарованием: сообщение пришло от Артёма, а соседний диалог по-прежнему мертв.

– Куда пропала? Я тебя и в раздевалке, и в фойе искал. Ждал на крыльце, да так и не дождался.

– Ой, прости. Пришлось уйти пораньше: мама попросила кое с чем помочь. – Я жду, что Артём снова начнет душнить и допытываться, но он резко меняет тему:

– Нелли, ты только не обижайся, ладно? Я внимательно наблюдаю за нашими чуваками, и ты к ним точно несправедлива. Орлова даже ходила по классам и агитировала малолеток, чтобы голосовали за тебя.

– Да брось. Тебе показалось.

– Я был там и собственными глазами видел. Она собрала бюллетени и честно закинула в ящик.

У меня отвисает челюсть, и слетевшая с катушек интуиция кричит о готовящейся подставе. Я судорожно вспоминаю моменты прошедшего дня и, кажется, нащупываю нужную нить: Милана что-то говорила о дополнительном испытании для тех, кто пройдет первый тур.

Пальцы не слушаются, и я надиктовываю Артёму голосовое:

– А что там еще придумали Елена и Игорь Витальевич?

– Не знаю. Но, если хочешь, узнаю, – обещает он.

В прихожей раздается протяжная трель звонка. Я встаю, в недоумении плетусь в потемки и, спотыкаясь о разбросанные Борей игрушки, открываю дверь. Курьер в зеленом прикиде вручает мне огромное ведро попкорна и хрустящий пакет и, вежливо попрощавшись, сбегает по лестнице вниз.

Обнимаю ведро, как старого друга, вдыхаю аромат карамельного попкорна, заглядываю в пакет и обнаруживаю в нем бутылку колы и милого плюшевого котенка. Хватаюсь за хвосты разбежавшихся мыслей и шиплю от подкативших к горлу слез. Это подарок от Глеба. Вещественное доказательство, что он настоящий.

Глава 23. Глеб

Идея побить меня в раздевалке принадлежала мне же самому. Ну а как еще можно было повлиять на них за такой короткий срок? Да, я чертов манипулятор, но Макаров не гнушался и более отвратительными вещами.

Правда, я надеялся, что все пройдет более лайтово, как тогда возле подъезда, однако в этот раз они старались от души. Видимо, накопилось.

Счастье, что шобла такая предсказуемая и глупая. Гальскому понадобилось всего два урока, чтобы внедрить предложение о темной так, словно они сами это придумали.

Так что теперь у меня на руках имеется замечательный компромат. Достаточный для того, чтобы устроить «веселенькую» жизнь каждому из участников моего избиения. Которых я насчитал десять человек. Шестерых наших и четверых «ашек», пришедших на следующий урок после нас.

Рюкзак мой обнаруживается на лестнице, а все его содержимое рассыпано по ступеням. Наклоняться тяжело, тело болит, словно по нему проехал бульдозер, и от каждого неловкого движения я кряхчу и вздыхаю, как старый дед. Минут десять вожусь, собирая ручки, тетради и учебники. Телефон обнаруживается в самом низу, у подножия лестницы, и даже работает, хотя экран все-таки треснул. Но одежды нигде нет. Пусть так. Плевать.

Зато видео, снятое Гальским, благополучно приходит с его фейкового аккаунта и нормально открывается. Запись на четыре минуты.

Быстро умывшись в туалете, с удивлением замечаю, что лицо ни капли не пострадало. Били так, чтобы лишних вопросов не возникло. Ушлые ребята, Макаров их хорошо выдрессировал.

Закинув рюкзак на плечо, я несколько минут обдумываю, куда первым делом податься, обойти ли каждого по отдельности или вести переговоры с кем-то одним. Лучше бы с одним, но выбранный мною для этих целей Журкин соображает туго, а мне нужен кто-то смышленый и способный правильно оценить обстановку.

– Ты уже дошла до дома? – хриплю я не своим голосом в трубку и, зажав динамик, откашливаюсь.

– Это кто? – не узнает меня Румянцева.

– Филатов.

– А-а-а, – многозначительно тянет она. – Очухался?

– Нет. С того света тебе звоню.

– В смысле? – Замешательство в ее голосе смешит.

– Короче, смотри, я сейчас иду в травмпункт и беру справку о побоях. А потом выдвигаюсь с ней и видосом из раздевалки в полицию.

– Какой видос, Филатов? Ко мне лично какие претензии?

– К тебе нет. Но ты можешь рассказать о моих планах своим друзьям.

– Вот сам и расскажи.

– Я бы рассказал, только, боюсь, насчет условий они не поймут. А ты среди них самая умная, да и тема шантажа тебе более чем близка.

– И чего же ты хочешь?

– Хочу, чтобы на вечере памяти вы сказали про Макарова правду, а не то, что напишите и сдадите Жанне.

– Какую еще правду?

– Что он вас всех за людей не держал. Унижал, ставил на деньги, использовал и запугивал. Или типа он умер, и все плохое стерлось? У меня, например, не стерлось и никогда не сотрется. И у всех остальных тоже… Я хочу, чтобы все было по-честному. Он же тебя саму всегда только шкурой называл.

Румянцева немного помолчала.

– Но ты же Святоша. Разве тебе не положено прощать и подставлять другую щеку?