Звезды сделаны из нас

– Ладно. Убедила. Ты наверняка в этом лучше разбираешься, потому что над Москвой почти никогда не видно звезд.

* * *

В пятницу на перемене ко мне подходит Журкин и отдает пакет с Мишкиной одеждой. Той, которую они забрали из раздевалки. Вид у нее плачевный. И цвет больше не черный, а серо-коричневый. Но я просто забираю пакет, не требуя объяснений.

– В общем, мы в деле, – понизив голос, заговорщицким тоном произносит Журкин. – Только Румянцева уперлась как коза, но мы ее на сцену не пустим. За «темную» не обижайся. Так было надо, но теперь мы в расчете.

Дружески протянув руку, Журкин смотрит на меня. Жму протянутую ладонь.

– Румянцева разве не сказала, что саботаж отменяется?

– Саботаж? – повторяет он незнакомое слово.

– Ну… Считай, бунт.

– Румянцева – психичка. Она со вчера не в настроении. Так с чего вдруг отмена? Директриса запалила?

– Не. Я сам передумал.

– Что так?

– Сон вещий приснился. Что пришел ко мне Макаров и сказал, если выставим его перед всей школой уродом, будет являться каждому из нас до конца жизни.

– Гонишь! – Журкин с подозрением щурится.

Я пожимаю плечами:

– Короче, скажи пацанам, пусть говорят то, что обещали Жанне.

– Еще чего, – Журкин тут же набычивается. – Мы уже все решили.

– Ну а теперь нужно переиграть.

– Издеваешься?

– Сделайте как я сказал, и все. – У меня нет убедительных аргументов, поэтому я пытаюсь надавить, как это сделал бы Макаров: – Хочешь, чтоб к тебе Макаров со страшной размазанной по асфальту рожей ночами являлся?

– Иди к черту! Румянцева права, ты – шибанутый.

Журкин отваливает, а я представляю, как все будет выглядеть. Они выйдут на сцену, наговорят про Макарова заслуженных гадостей, а потом появлюсь я, весь такой чинный и благородный, и толкну душещипательную речь, как нам всем его не хватает. Как месть шобле, с учетом того, что я сам все это и замутил, – прокатит, но Неля права: мы хотели не этого.

* * *

– Что делать? – пишу я ей. – Может, просто заболеть и не прийти? Пускай разбираются без меня.

– Ты не сможешь заболеть. Ты же не трус.

– Но не драться же опять с ними? Этого всем уже достаточно.

– Нет, драться не нужно.

– Тогда сделаю как решил с самого начала. Хорошо-нехорошо – плевать. Не бросать же шоблу на съедение администрации. Журкина могут даже выкинуть из школы. У него там предупреждений накопилось…

– Дай подумать, – отвечает Неля и пропадает на полтора урока, потом приходит сообщение: – Просто предложи им заплатить. По косарю на нос. Точно согласятся.

– Может, и согласятся, но где я деньги возьму?

– У мамы Макарова.

– Так я же отказался.

– А теперь согласишься. Ты ведь не для себя, а для дела и для «прощения», как она этого и хотела.

Неля подкидывает неплохую мысль, во всяком случае хоть что-то.

За гаражами, как всегда, толпа курильщиков. Однако мое появление уже никого не шокирует.

– Короче, ребят, давайте договоримся, – говорю я миролюбивым тоном, не переставая улыбаться. – Я против вас ничего не имею. Зла не держу и никаких подлянок кидать не собираюсь. У меня только одна очень важная просьба. Давайте все дружно напряжемся и проведем вечер памяти Макарова и Алисы без сюрпризов. То, что я говорил Румянцевой, не считается. Это был прикол.

– Что? – зло бросает Лапин. – Зассал?

Его синяк стал больше, но немного светлее.

– Да хоть и зассал. Думай что хочешь. Это не важно.

– Если боишься, что мы все свалим на тебя, то можешь не переживать, – Титов настроен более благосклонно. – Мы не стукачи. Я Макарову три года на свои деньги сигареты покупал, но, кроме как «чмо», он меня никогда не называл, так что имею право высказаться.

– И я имею, – подает голос один из «ашек». – Он мой айфон о стенку разбил и бычком меня сколько раз прижигал, типа по приколу, а Горшкова вообще заставил ботинки целовать.

– А еще говорил, что мои родители алкота и что я имбицил, – добавляет Горшков, тоже из «ашек».

– У меня тоже есть претензии, – бурчит Журкин. – Так что, Филатов, все путем. Если сделаем это вместе – получится круто.

– Я тоже подумал как вы, но фишка в том, что Макарова все равно больше нет и наказать мы его так не сможем, об этом раньше нужно было думать. А теперь только себе хуже сделаем и другим. Тем, кто ни в чем не виноват. Жанне, например.

– Тебе, Филатов, лишь бы поспорить и повоевать, – из-за спины Журкина появляется Румянцева, и на этот раз кокетничать она явно не намерена. – Тебе просто в кайф всех троллить. Проваливай давай. Без тебя разберемся.

– Ну хорошо, – самое время перейти к коммерческому предложению. – А если я заплачу?

– В смысле? – тормозит Журкин.

– Тот, кто выступит с написанной для Жанны речью, получит от меня косарь. Как вам такой вариант?

Титов замирает не мигая:

– Косарь никогда лишним не бывает.

– Типа без геморроев да еще и за деньги? – уточняет Равиль.

– Ну да. И школа довольна, и вам хорошо.

– Вот ты больной! – В голосе Журкина слышится уважение.

– Только деньги получите после того, как все пройдет нормально.

– А вдруг ты нас кинешь? – сомневается Ляпин.

– Он может, – подливает масла в огонь Румянцева.

– Если кину, убьете меня. Даже сопротивляться не буду.