Раттер протестующе поднял свое кроткое лицо. Преподобный Лоу готовился заблеять. Но Ремедж снова завопил:
– Он должен взять свои слова обратно. Должен, черт возьми!
Раттер сказал:
– Мистер Фенвик, я вынужден просить вас взять свои слова обратно.
С неожиданным для всех задором Дэвид, не сводя глаз с Ремеджа, нащупал в кармане и вытащил пачку бумаг:
– Мне незачем брать обратно свои слова, так как я могу доказать их. Я постарался собрать доказательства. Вот здесь заявления за подписями пятнадцати больных сельской больницы, трех сиделок и самой сестры-хозяйки. Всё это люди, которые ели доставляемое вами мясо, мистер Ремедж, и, по выражению сестры-хозяйки, оно не годится даже для собак. Разрешите прочитать вам эти заявления, джентльмены. Мистер Ремедж может рассматривать их как свидетельские показания.
Среди полной тишины Дэвид прочитал вслух «свидетельские показания» о мясе, которым снабжал больницу Ремедж. «Жесткое, полное хрящей, а иногда и протухшее» – таковы были отзывы об этом мясе. Джен Лори, одна из сиделок больницы, удостоверяла, что после того, как она съела кусок вонючей баранины, у нее сделались жестокие колики. У сестры Габбингс завелся кишечный паразит, который мог попасть в желудок только из зараженного мяса.
Даже самый воздух, казалось, окаменел, когда Дэвид кончил. Невозмутимо складывая бумаги, он видел рядом с собой лицо Гарри Огля, выражавшее угрюмое восхищение, а напротив – лицо Ремеджа, близкого к апоплексическому удару от ненависти и бешенства.
– Это ложь, – произнес наконец Ремедж, запинаясь. – Я доставляю самое лучшее, первосортное мясо.
Тут в первый раз заговорил Огль.
– Ну, тогда избави нас бог от первосортного мяса, – проворчал он.
Преподобный Лоу примирительно простер свою жемчужно-белую руку:
– Может быть, и попадались когда-нибудь случайно плохие куски – от этого не убережешься.
Гарри Огль буркнул:
– Пятнадцать лет это продолжалось – хороша случайность!
Конноли нетерпеливо засунул руки в карманы.
– Сколько шуму из-за ерунды! Ставьте на голосование! – Он знал, как окончательно уладить дело, и повторил громко: – Давайте проголосуем!
– Они тебя одолеют, Дэвид, – горячим полушепотом сказал Гарри Огль.
Бэйтс, Конноли, Ремедж и Лоу всегда были заодно, помогая друг другу обделывать свои делишки.
Дэвид обратился к преподобному Лоу:
– Я взываю к вам, как проповедующему Евангелие. Неужели вы допустите, чтобы больные люди продолжали есть тухлое мясо?
Преподобный Лоу слегка покраснел, и на лице его появилось упрямое выражение:
– Мне еще надо убедиться в этом.
Дэвид отвернулся от него и, снова остановив взгляд на Ремедже, медленно произнес:
– Я выскажусь яснее. Если в сегодняшнем заседании не будет решено поместить новое и достаточно заметное объявление о приеме заявлений на поставку мяса, то я передам эти отзывы окружному санитарному инспектору и потребую тщательного расследования всего дела.
Взгляды Дэвида и Ремеджа скрестились в поединке. И Ремедж первый опустил глаза. Он испугался. Пятнадцать лет он надувал городское управление, продавая ему скверное мясо и отпуская его с недовесом, и теперь он боялся, ужасно боялся, как бы расследование не обнаружило этого. «Будь он проклят! – подумал он. – На этот раз придется смириться. Проклятая скотина, надо же ему было вмешаться! В один прекрасный день я с ним начисто поквитаюсь, хотя бы это мне стоило жизни!»
Вслух же он сказал грубо:
– Не нужно ставить на голосование. Помещайте объявление, черт с вами. Моя заявка будет не хуже других.
Радостное чувство торжества охватило Дэвида.
«Я победил! – подумал он. – Я победил!» Сделан первый шаг по предстоящему ему трудному пути. Он сумел этот шаг сделать и пойдет дальше!
Заседание продолжалось.
III
Но, увы, результаты избрания Дэвида в муниципальный совет сильно разочаровали Дженни. Дженни неизменно по всякому поводу загоралась таким воодушевлением, что потом ее ждало разочарование. И восторг Дженни по поводу выборов взлетел, подобно ракете, рассыпался красивыми звездами, зашипел и погас.
Она надеялась, что после выборов они поднимутся по социальной лестнице, в особенности же она жаждала знакомства с миссис Ремедж. «За чашкой чая» у миссис Ремедж собиралось все высшее общество Слискейла: миссис Стротер, жена директора школы, и миссис Армстронг, и жена доктора Проктора, и миссис Бэйтс, жена торговца мануфактурой. «Ну а если миссис Бэйтс, то почему же не бывать там и миссис Фенвик?» – спрашивала себя Дженни со страстным нетерпением. На этих вечерах часто играли и пели, а кто же поет лучше ее, Дженни? «Мимоходом» такой прекрасный романс и, так сказать, вполне классический; Дженни сгорала от желания спеть его перед всеми слискейлскими дамами в нарядной гостиной миссис Ремедж, в большом новом доме из красного песчаника. «О боже, – волновалась Дженни, – если бы только быть принятой у миссис Ремедж!»