Звезды смотрят вниз

– Вы предпочитаете не делать ничего! – Порыв гнева обуял Дэвида. – Заседать и класть в карман жалованье министра, в то время как тысячи шахтеров умирают с голоду, получая грошовое пособие.

Поднялся крик и возгласы: «К порядку! К порядку! Пусть возьмет свои слова обратно!»

– Я ни ради кого не намерен совершить политическое самоубийство, – пробурчал Дэджен багровея.

– Так вот какова точка зрения комиссии? – спросил Дэвид, пристально оглядывая всех вокруг. – Что же вы намерены делать? Сдержать данные вами обещания или нарушить их?

– Я намерен сохранить за собой репутацию здравомыслящего человека, – ледяным тоном произнес Беббингтон.

– Слушайте! Слушайте! – взывало несколько человек.

Затем раздался голос Клегхорна:

– Господин председатель, предлагаю перейти к следующему вопросу.

Шум усилился.

– Я прошу пересмотреть билль. – Дэвид отчаянно старался перекричать всех. – Я не могу поверить, что вы отказываетесь внести в него поправки. Ну хорошо, не будем говорить о национализации. Но прошу вас вставить хотя бы пункт об обязательном минимуме заработной платы.

Чалмерс на этот раз сердито заерзал в своем кресле:

– Господин председатель, у нас нет времени продолжать эту дискуссию. Член палаты Фенвик может держать свои теории при себе и предоставить правительству сделать все, что возможно при данных обстоятельствах.

Несколько голосов прокричало:

– Переходите к следующему вопросу, господин председатель!

– Я не теории вам тут излагаю, – вопил Дэвид. – Я с вами говорю о живых людях! Я предостерегаю комиссию, что билль этот доведет шахтеров до отчаяния, до восстания…

– В свое время вам будет предоставлена возможность вносить поправки, – отрезал Дэджен. Затем спросил громко: – Как будет угодно собранию?

Хор его сторонников заорал:

– Перейти к следующему вопросу!

Дэвид, в отчаянии, все еще пытался добиться обсуждения. Но тщетно. Монотонным голосом Дэджен уже читал прерванный доклад. Заседание комиссии продолжалось.

XIV

В одно холодное декабрьское утро Артур пешком дошел до «Нептуна». Было еще рано. Войдя в контору, он повесил шляпу и пальто, постоял минуту, глядя на календарь, затем торопливо подошел и оборвал листок. Еще день прошел. Это хорошо. Вот прожит еще один день.

Он сел за письменный стол. Недавно встав с постели, он, однако, чувствовал себя усталым, так как плохо спал. Он устал от бесконечной борьбы, бесконечной войны с экономическими силами, которые грозили ему уничтожением. Лицо Артура исхудало, было изборождено морщинами. Он имел вид человека, которого грызли заботы.

Он нажал кнопку звонка на столе, и тотчас же Петтит, его секретарь и табельщик, принес утреннюю почту, разложенную с методической аккуратностью: самое большое письмо внизу, самое маленькое наверху. Петтит всегда был очень аккуратен.

– Доброе утро, Петтит, – сказал Артур. Он чувствовал, что голос его звучит искусственно, несмотря на усилия говорить сердечно и ободряюще.

– Доброе утро, мистер Баррас. Сегодня ночью был сильный мороз, сэр.

– Да, Петтит, холодно.

– Отчаянно холодно, сэр. Не подбросить ли угля в камин?

– Нет, спасибо, Петтит.

Не успел секретарь выйти из комнаты, как Артур потянулся за самым верхним письмом. Он его ожидал – это было письмо от его банкира из Тайнкасла.

Взрезав плотный конверт, он быстро прочел официальное извещение без удивления, даже, пожалуй, без смятения. Ему сообщали, что в настоящее время банк отказался от практики краткосрочных ссуд и правление глубоко сожалеет, что впредь не имеет возможности…

Артур уронил письмо на стол. «Сожаление»!.. Да, красивое слово. Все выражают «глубокое сожаление», когда из высших соображений отказывают ему в деньгах. Артур вздохнул. Впрочем, он этот ответ предвидел раньше, чем написал банкиру. Он уже превысил размеры своего кредита в банке, взял оттуда все до последнего фартинга под залог оборудования. По крайней мере, хорошо, что он теперь знает, как обстоят его дела в банке.