Около шести часов Дэвид отправился навестить Гарри Огля и, медленно проходя по Каупен-стрит, заметил издали человека, шедшего ему навстречу по Фрихолд-стрит, – это был Артур Баррас. Когда они сошлись, Дэвид устремил глаза в пространство, решив, что Артур, может быть, не захочет его узнать. Но Артур остановился.
– Я ходил голосовать за вас, – сказал он отрывисто. Голос его звучал невыразительно, сухо; лицо, изжелта-бледное, временами подергивалось. От него несло спиртом.
– Очень вам признателен, Артур, – ответил Дэвид.
Оба постояли молча.
– Я днем был занят внизу, в шахте. Но когда поднялся наверх, вдруг вспомнил, что сегодня выборы.
В глазах Дэвида светились жалость и волнение. Он сказал смущенно:
– Я никак не мог рассчитывать на вашу поддержку, Артур.
– Отчего же? – возразил Артур. – Я теперь никто, не красный и не голубой[19]
, никакой. – И с неожиданной горечью добавил: – Да и какое это имеет значение?Новая пауза, во время которой только что произнесенные слова, казалось, дошли до сознания Артура. Он беспомощно поглядел на Дэвида.
– Странно, не правда ли, кончить так, как я? – сказал он, равнодушно кивнул, отвернулся и пошел дальше.
Дэвид продолжал свой путь к дому Огля, глубоко взволнованный и расстроенный этой встречей, во время которой так немного было сказано и так много подразумевалось. Эта встреча была как бы предостережением, напоминанием о том, как ужасно может быть поражение. Мечты Артура были разбиты. Он вышел из жизни, стушевался, и каждая жилка в нем вопила: «Я довольно страдал. Не хочу больше страдать!» Битва кончилась, огонь догорал. С этими мыслями Дэвид, вздохнув, вошел в домик Гарри.
Он провел вечер с Гарри, который чувствовал себя значительно лучше и был в отличном настроении. Хотя мысли обоих были заняты выборами, они мало говорили о них. Впрочем, Гарри со своей обычной мягкой серьезностью предсказывал победу, – ничего иного он себе и представить не мог. После ужина они чуть не до одиннадцати часов играли в криббедж. Гарри был большим любителем этой игры. Но глаза Дэвида все время невольно обращались к часам. Теперь, когда скоро должен был стать известен результат, он испытывал нестерпимое напряжение. Дважды он заговаривал о том, что ему пора идти, что подсчет в муниципалитете уже, должно быть, начался. Но Огль, вероятно понимая беспокойство Дэвида, настаивал, чтобы он еще посидел немного. Результаты будут оглашены не раньше двух часов ночи. А до тех пор здесь к его услугам и огонь в камине, и уютное кресло.
И Дэвид покорился, обуздав свое нетерпение. Но в самом начале второго он наконец поднялся. Перед уходом Гарри пожал ему руку:
– Так как я не могу быть там, то хочу сейчас тебя поздравить. Обидно, что я не увижу физиономии Гоулена в ту минуту, когда он узнает, что ты его победил.
Ночь наступила тихая, ярко светил молодой месяц. Подходя к зданию муниципалитета, Дэвид удивился при виде толпы народа на улице. С некоторым трудом удалось ему пробраться к подъезду. Но в конце концов он попал внутрь и разыскал в кулуарах Вилсона. В зале заседаний происходил открытый подсчет. Вилсон с загадочной миной отодвинулся, давая Дэвиду место рядом. У него был утомленный вид.
– Еще полчаса – и узнаем результат.
Кулуары постепенно наполнялись публикой. Через некоторое время на улице медленно загудел автомобиль. И спустя минуту вошел Гоулен со всей свитой: здесь были Снэг – его агент, Ремедж, Конноли, Восток, несколько тайнкаслских соратников Джо и, ради такого торжественного случая, сам Джим Моусон собственной персоной.
На Джо было пальто с каракулевым воротником, распахнутое так, что виден был смокинг. Его сытое лицо было немного красно. Он сегодня допоздна засиделся за обедом со своими приятелями, а после обеда они пили старое бренди и курили сигары. Джо важно прошел в кулуары через толпу, расступавшуюся перед ним. Перед дверью в зал, где происходил подсчет, он остановился, спиной к Дэвиду, и тотчас же его окружили сторонники. В этой группе слышались громкий хохот и болтовня.
Десять минут спустя старый Раттер, секретарь и архивариус муниципалитета, вышел из зала с бумажкой в руке. Сразу же наступила тишина. У Раттера был невероятно важный вид, при этом он улыбался. Когда Дэвид увидел улыбку Раттера, сердце у него ёкнуло и куда-то покатилось. Не переставая улыбаться, Раттер поверх очков в золотой оправе оглядывал набитую людьми комнату, затем все с тем же важным видом выкликнул имена двух кандидатов.
Немедленно группа Джо хлынула за Раттером через раскрытую настежь двустворчатую дверь. Вилсон встал.
– Идем, – позвал он Дэвида. И в голосе его звучала тревожная нотка.
Поднялся и Дэвид и вслед за другими протиснулся в зал совета. Здесь не соблюдали никакого порядка, никакого старшинства, всех захватил порыв несдержанного возбуждения.
– Позвольте, джентльмены, позвольте! – твердил, не переставая, Раттер. – Дайте же пройти кандидатам!